А вот что на это возражала Савельева: «Опровергаю показания Елисеевой Александры Ивановны… Я ушла за деньгами не в 8 часов утра, как показывает Елисеева, а без пятнадцати минут шесть… К магазину я вернулась максимум через один час. Категорически заявляю, что когда я вернулась в очередь, магазин был ещё закрыт. Прошло более двух часов после моего возвращения, и только тогда из магазина выехал возчик и поехал за мануфактурой».

За сухими казёнными формулировками ощущается такое темпераментное клокотание, такой натянутый нерв! Так и видишь перед собой двух разъярённых дамочек, одна из которых чувствует, что вокруг её шеи постепенно затягивается петля, а другая, искренне напуганная перспективой оказаться замешанной в грязной истории, эту петлю фактически затягивает. Не руками, конечно, но словом.

Закончив очную ставку и отпустив гражданку Елисееву, старший оперуполномоченный союзного угро Брагилевский перешёл к допросу Анны Савельевой. Теперь, после очной ставки, имело смысл поговорить с нею начистоту, поскольку пережитое ею потрясение могло сподвигнуть дамочку к самым неожиданным заявлениям и признаниям.

Ещё не остывшая от пережитой полемики, Анна Васильевна взяла с места в карьер: «Категорически и безошибочно заявляю, что 20 августа в 3 часа ночи я была у магазина в Пионерском посёлке». Вот так – категорично и безошибочно – начала Савельева изливать душу следователю, явно упустив из виду, что на предыдущих допросах утверждала, будто в 4 часа утра только проснулась. Точно так же, категорично и безошибочно. Впрочем, ладно, дело тут крылось, разумеется, не в том, во сколько именно она проснулась, а в том, куда именно и как долго ходила в течение дня. Анна буквально поминутно восстановила свои перемещения в течение 20 августа и Брагилевский стоически все эти детали записал. Интересно, конечно, задавал ли наводящие вопросы? После чтения протокола остаётся такое ощущение, что Савельеву просто несло, она была на грани истерики. Очная ставка явно выбила её из колеи.

Что ж, это хороший жизненный опыт, дорогой и болезненный. После этого она, наверное, отлично уяснила и на всю жизнь запомнила, каково это сидеть в кабинете следователя и доказывать, что на тебя возвели напраслину, что на самом деле ты человек хороший и люди просто ошибаются на твой счёт.

В самом конце допроса Савельева рассказала, как стояла перед магазином, разговаривала с какой-то женщиной из местного актива, так называемой «лавочной комиссии», следившей за соблюдением правил торговли в местных магазинчиках. Фамилию этой женщины Савельева не знала, сказала лишь, что зовут Надеждой. Содержание этого разговора Анна Васильевна передала так: «С этой женщиной я говорила о взаимоотношениях Санникова (директор магазина – прим. А. Р.) с Масленниковой». В этом месте Брагилевский, наверное, улыбнулся – Савельева была прямо-таки одержима Масленниковой.

В последующие дни старший оперуполномоченный допросил Леонида Масленникова, 10-летнего сына Евдокии, и его 13-летнего друга Юру Бельцова. Именно эти мальчики сидели на лавке вместе с Никой Савельевым в то самое утро, когда тот пропал.

Ничего особенно интересного мальчики не сообщили, повторили свой рассказ про поход в магазин «Динамо» за рыболовными принадлежностями – и только.

В то самое время, пока Брагилевский бился над распутыванием описанных выше женских подозрений и домыслов, прокурор по важнейшим делам Краснов тянул свою ниточку.