Разумеется, никто не позволил арестанту указать истинную дату, когда он ставил свою подпись. Строчку с датой вообще могли прикрыть листом бумаги, чтобы Винничевский её не увидел и вопросов не задавал – эти фокусы с прикрыванием документов вполне в стиле затейников из сталинского НКВД. Для чего это было проделано? Цель была одна – скрыть, что изначально Винничевскому инкриминировалась та самая статья 136, пункт «е», по которой и должно было возбуждаться и проводиться расследование, а вот затем статью изменили на более тяжкую, расстрельную.
Помимо описанных выше мелочей, существует ещё одно весомое доказательство подделки «Постановления об избрании меры пресечения». 25 октября, то есть на следующий день после задержания Винничевского, за подписью Урусова, Брагилевского, Вершинина появилось постановление о заключении под стражу Винничевского в качестве обвиняемого по статье 59.3, о чём надлежало просить санкцию областного прокурора. Документ этот явно рабочий, у него потрёпанные края, видно, что его сгибали пополам, бумага с дефектами, на нём даже присутствует затёртый след резолюции некоего Цыганкова (кто такой – неизвестно), которую, похоже, стёрли ластиком. В общем, именно так и должен выглядеть документ, который носили из кабинета в кабинет, передавали из рук в руки и т.п. Полный контраст с девственно-чистым и аккуратным «Постановлением об избрании меры пресечения». Важный момент, на который нельзя не обратить внимание: Винничевский этого документа не видел ни 25 октября, ни позже. Другими словами, про обвинение по статье 59.3 УК РСФСР он в первые дни и недели после ареста ничего не знал. Деталь эта очень важна для нашего повествования и в своём месте станет ясно почему.
Пока же продолжим разбираться с бумажками. Санкция исполняющего обязанности облпрокурора Козлова была получена в тот же день, то есть 25 октября 1939 г., на что указывает проставленная его рукой дата, но речь сейчас не об этом, а немного о другом. Винничевского не могли арестовать по статье 59.3 до соответствующей санкции прокурора, а санкция эта появилась лишь на следующий день. И это означает, что «Постановление», в котором указана статья 59.3, – липа. Для того, чтобы маленький милицейский фокус не особенно бросался в глаза, эти два документа – то есть «Постановление об избрании меры пресечения» и «Постановление о привлечении в качестве обвиняемого» – спрятали в буквальном смысле этого слова. Их поместили в разные части следственных материалов: первое из поименованных постановлений вшито в 1 том (стр. 20), а второе – в 4 том (стр. 9), хотя по смыслу и хронологически они должны помещаться рядом, более того, «Постановление об избрании меры пресечения» должно находиться после «Постановления о привлечении в качестве обвиняемого».
Какое красноречивое хитроумие!
Таким образом, можно считать доказанным, что допрос Винничевского начинался с предъявления ему обвинения по статье 136, пункт «е», что представлялось вполне логичным в отношении задержанного с поличным похитителя ребёнка, пытавшегося задушить жертву. После формального выдвижения обвинения Винничевскому было объявлено, что он арестован и после допроса отправится в КПЗ Управления РКМ. Вполне тривиальное начало, вроде бы. Но после весьма впечатляющего рассказа, услышанного во время допроса, сталинские правоохранители решили: «Этого молодца надо под „вышку“ подводить, расстреливать без разговоров, десять лет лагерей ему мало!» И поэтому расследование сделало незаметный такой кульбит и его стали вести как дело о бандитизме, подразумевая расстрел подследственного. При этом сам подследственный ничего об этом не знал и находился в твёрдой уверенности, что ему по-прежнему инкриминируется статья 136, пункт «е».
Кто-то может решить, что автор совершенно напрасно углубился в эту юридическую казуистику и нагружает читателя информацией, которая не имеет ни малейшей познавательной ценности. |