Ради чего автор всё это пишет? Кому интересна эта бумажная волокита и все эти бюрократические ужимки сталинского правосудия? – может спросить самый нетерпеливый читатель. Но не следует спешить, на самом деле описанные детали очень важны, поскольку налицо их явная синхронизация с результатами исследований областной лаборатории СМЭ.

Исследования, как мы знаем, были закончены к 5 ноября. Хотя упоминавшийся выше акт №553/б поступил в ОУР 10 ноября, понятно, что Вершинин не ждал бы этого момента флегматично пять дней. Да и областной судмедэксперт Порфирий Устинов, осведомлённый о важности расследования, не стал бы тянуть и, получив итоговые результаты, сообщил бы о них в ОУР по телефону, не дожидаясь оформления акта и его доставки из одного здания в другое. Поэтому можно не сомневаться в том, что 5 или, самое позднее, 6 ноября начальник областного угро Вершинин узнал, что улик у него в отношении Винничевского нет никаких. 7 ноября – годовщина Великой Октябрьской социалистической революции – являлся праздничным днём с военным парадом, демонстрацией трудящихся и праздничным вечерним концертом, так что руководство РКМ оказалось занято другими делами, но вот на следующее утро Евгений Валерьевич развил бурную деятельность – он организовал встречу Небельсена с Винничевским под предлогом ознакомления последнего с обвинением по статье 59, пункт 3, и избранием меры пресечения в виде продолжения содержания под стражей.

С этим можно было не спешить, все процедурные вопросы вполне можно было решить поближе ко времени передачи обвиняемого от уголовного розыска в прокуратуру, но Вершинин, по-видимому, умышленно пошёл на обострение ситуации. Расчёт его был вполне разумен – если Винничевский планирует отказаться от своих признаний, то пусть сделает это сейчас, а не через полтора месяца в кабинете прокурора и не в суде. После передачи обвиняемого в прокуратуру он станет для уголовного розыска недосягаем, поэтому если у него припасены какие-то фокусы и фортели, то пусть начинает их демонстрировать сейчас, пока он остаётся ещё во власти Вершинина. Если бы арестант закатил истерику, то присутствие ответственного работника прокуратуры оказалось бы очень кстати – пусть последний своими глазами увидит, с каким фруктом уголовному розыску приходится иметь дело. А после того, как товарищ прокурор покинет стены Управления милиции, с обвиняемым можно будет начать совсем другой разговор, по-плохому, так сказать. Если же Винничевский от сделанных признаний отказываться не станет, то пусть прокурор Небельсен услышит это своими ушами, а не прочитает в протоколе.

В общем, старший лейтенант Вершинин решил ситуацию обострить и посмотреть на реакцию арестанта. В тот момент она оказалась нейтральной, то есть Винничевский подписался, где ему было велено, повторил под запись добровольность сделанных ранее признаний и на том замолчал. Никакого экстравагантного фокуса не выкинул. Скандала не последовало. И то ли Винничевский в самом деле оказался дурачком, который не понимал, что его «подводят под расстрел», то ли, напротив, его пассивность явилась следствием не по годам расчётливого ума, и обвиняемый решил тянуть с отказом от признаний до последнего момента, возможно даже до суда.

Как бы там ни было, события 8 ноября ничуть не добавили в копилку уголовного розыска улик, способных объективно доказать вовлеченность Винничевского в те преступления, в которых он сознавался прежде.