Что же означали все эти результаты с точки зрения подтверждения виновности Владимира Винничевского? Следствию оставалось лишь развести руками – ничего эти результаты не подтверждали. Ни единой улики в распоряжении правоохранительных органов не имелось. Даже перочинный ножик с двумя налипшими волосками ничего не доказывал, ибо происхождение крови на нём от человека так и не было установлено. Впрочем, даже если бы происхождение крови и удалось установить, то это ничего не означало, поскольку любой законопослушный гражданин может порезаться о собственный нож.

Всё, что имелось в распоряжении следствия, – это рассказы самого арестанта.

Не надо думать, будто в свердловском уголовном розыске сидели гении семи пядей во лбу – вовсе нет! – эти люди мало походили на Шерлока Холмса или Ивана Путилина, героев популярных дореволюционных детективных рассказов. Но и наивными глупцами их мог считать только Володя Винничевский, таковыми обладатели бирюзовых петлиц вовсе не являлись. Евгений Валерианович Вершинин, прочитав заключение лаборатории судебной медицины, получил серьёзный повод крепко задуматься. Как профессионал, он прекрасно мог просчитать дальнейшее развитие событий, например, что после передачи Винничевского в прокуратуру, тот мог совершенно спокойно объявить, что оговорил себя, опасаясь запугиваний со стороны сотрудников Рабоче-Крестьянской милиции. Свою же осведомлённость о местах сокрытия ещё ненайденных трупов (Риты Фоминой – в Нижнем Тагиле и Таси Морозовой – в Свердловске) Винничевский объяснил бы простейшим стечением обстоятельств, скажем, ехал в трамвае и подслушал разговор, в котором один урка другому рассказывал об убийствах детей и спрятанных трупах. Враньё, скажете? Конечно, враньё, а вот докажи, что этого не было.., то-то же!

Так что на Винничевского после всех его немыслимых признаний не то чтобы имелось мало материала, а, правильнее сказать, вообще ничего не имелось. Между тем прокуратура живо интересовалась ходом расследования и ожидала в ближайшие недели передачи обвиняемого ей для проведения собственного следствия и подготовки по его результатам обвинительного заключения.

17 ноября 1939 г. оперуполномоченный областного ОУР Седельников организовал и запротоколировал процедуру официального опознания Тамарой Петровной Волковой – матерью того самого Славика Волкова, что явился последней жертвой Винничевского – куска белой ткани с каймой по одной стороне. Этот кусок был найден в кармане Винничевского при его задержании, преступник заявил, что взял эту тряпицу у похищенного им ребёнка, то есть у Славика. Когда за уточнениями обратились к матери мальчика, та сообщила, что Славик действительно имел белую косынку, но после похищения она пропала. В составленном Седельниковым «протоколе предъявления» зафиксировано, что (стилистика оригинала сохранена) «посмотрев на предъявленную косынку, гр-ка Волкова заявила, что эта косынка принадлежит им. Которая была одета на голове моего сына Славика в момент его похищения 24 октября 1939 г.» Автор полагает, что к эпистолярным безумствам советских милиционеров читатель уже привык, а потому научился понимать казённые тексты, продираясь сквозь частокол косноязычных формулировок. В общем, факт изъятия преступником этой тряпицы у Славы Волкова можно было считать доказанным. С таким доказательством можно было даже идти в суд.

Победа, правда, была не очень велика, учитывая, что Винничевский был задержан с поличным и то, что он уводил ребёнка в лес, могли подтвердить по меньшей мере 4 милиционера. Суд поверил бы им без всяких косынок и «протоколов предъявления».