|
Длинное лезвие вроде бы кажется укороченным относительно своей первоначальной длины, но откалывался ли от него кончик или нет, сказать невозможно. И глядя на кончик ножа, извлечённый из черепа Герды Грибановой, невозможно утверждать, что он откололся именно от этого ножа. Экспертиза, мало того, что даже в предположительной форме не признала, что отколотый кончик может происходить от ножа Винничевского, но вступила в прямое противоречие с результатом предъявления ножа 15 ноября, ведь тогда обвиняемый заявил, будто все ранения наносил именно коротким лезвием. Причём, можно не сомневаться, что старший лейтенант Вершинин до начала работы экспертов соответствующим образом их «накачал», рассказав о том, что убийца был взят с поличным, во всём признался, нож опознал, подтвердил, что кончик отломился именно от этого ножа, это дело верное, и сомнений в его словах быть не может и т.п., другими словами, ввёл Казаринова и Воронова в курс расследования и постарался до известной степени предопределить их вывод. Но даже такая предварительная «накачка» не сподвигла специалистов написать явную чушь. И потому их аккуратное заключение «однако данных для утверждения… нет» надо понимать так, что таких данных вообще нет ни в каком виде, ни с какими оговорками.
Как ни натягивал старший лейтенант Вершинин сову на глобус, она не натягивалась. Тут бы Евгению Валерьевичу самое время всерьёз задуматься над тем, что Винничевский вообще никого не резал ножом. Так думать имелись основания, никак не связанные с отсутствием орудия убийства, то есть ножа с отколовшимся кончиком. Например, в тех эпизодах, к которым Винничевский был причастен безусловно, и где он сумел указать никому не известные места нахождения трупов – это убийства Риты Фоминой в Нижнем Тагиле и Таси Морозовой в Свердловске – ножевых ранений на телах жертв не оказалось. Другим доводом, подтверждавшим привычку Винничевского душить детей, а не резать их, являлось то обстоятельство, что при нападении на Славика Волкова, то есть в последнем эпизоде, преступник вообще не имел при себе холодного оружия – нож остался дома и был изъят в ходе обыска на следующее утро. Совершенно непонятно, как преступник мог наносить жертвам тяжёлые ранения, сопровождавшиеся обильным кровотечением, умудряясь при этом не запачкать одежды. Объяснение, будто он предусмотрительно снимал пальто и вешал его на сучок в сторонке, нельзя назвать убедительным, оно скорее анекдотично. Наконец, имелось соображение общего, так сказать, порядка, не связанное непосредственно с Владимиром Винничевским – использование ножа и склонность душить жертву являются двумя совершенно разными моделями криминального поведения. Другими словами, преступник не душит и режет одновременно, такое бывает только в случае борьбы с равным по силе (или приблизительно равным) противником. Понятно, что малолетние дети таковыми не являлись. В общем, у начальника областного угро имелось немало поводов задуматься над тем, насколько же верно он понимает картину преступлений, и безрезультатная экспертиза перочинного ножика была лишь одним из многих доводов в пользу того, чтобы сместить фокус расследования с Винничевского на его окружение. К сожалению, Вершинин не захотел направить расследование в эту сторону. Явилась ли тому причиной его некомпетентность и непонимание специфики поведения сексуальных убийц, либо сработали какие-то другие соображения, вроде политической целесообразности завершить следствие в кратчайшие сроки, сказать трудно. Очевидно лишь то, что старший лейтенант Вершинин не ставил под сомнение признания Винничевского, и даже отсутствие доказательной базы не побуждало его оценить эти признания сколько-нибудь критично. После предъявления 15 ноября предполагаемого орудия убийств обвиняемому и опознания им в качестве такового перочинного ножа, старший лейтенант Вершинин озаботился следующим важным процессуальным действием. Начальник уголовного розыска организовал опознание Винничевского свидетелями, видевшими похитителя Лиды Сурниной в Пионерском посёлке. |
