Однако никто из сотрудников уголовного розыска подобной чепухой не озаботился. Точнее, в следственных материалах нет документов, подтверждающих проведение такого рода сравнения. И это невнимание к деталям можно объяснить двояко: либо старший лейтенант Вершинин и его подчинённые действительно позабыли об имеющихся в их распоряжении данных об отпечатке обуви убийцы, либо ничего они не забывали и упомянутое сравнение произвели, только результат его оказался до такой степени не отвечающим задачам следствия, что о нём поспешили забыть. Второе предположение кажется более достоверным. В условиях полнейшего отсутствия всяческих улик, изобличающих Винничевского, Вершинин не мог пренебречь возможностью хоть как-то подтвердить обвинение, пусть даже таким далеко не корректным способом. Выше мы видели, что уголовный розыск припомнил даже о куске ткани с каймой по краю, который оказался косынкой Славика Волкова, что было зафиксировано в ходе специально проведённой процедуры его предъявления матери мальчика. Это мало что добавляло обвинению, но в условиях полнейшего отсутствия улик следствие не стало пренебрегать даже такой мелочью.

Поэтому вряд ли обувь Винничевского действительно была забыта, её наверняка тщательно осмотрели и замерили отпечатки подошв. Но они даже отдалённо не соответствовали размеру того следа, что остался на коже трупа, в противном случае мы бы обязательно увидели в материалах расследования очередной косноязычный «акт» или «протокол», в котором эксперты с 10-кратной лупой городили бы огород из маловразумительных оговорок и допущений. Но размер обуви Винничевского даже близко не подходил тому, что носил настоящий убийца. Кстати, как отмечалось в своём месте, размер обуви преступника оказался очень маленьким – тридцать пятым! – что соответствовало очень невысокому подростку или мужчине. Винничевский был явно выше, хотя (и это тоже очень странно!) в следственных материалах нет точных данных о его росте, весе и размере обуви.

Говоря о сравнении отпечатков обуви Винничевского и убийцы Вовы Петрова, нельзя не отметить один значимый момент. Даже если бы их размеры идеально совпали, это отнюдь не доказывало причастность обвиняемого к убийству. Для того, чтобы говорить об идентичности обуви, необходимо было выявить индивидуальные особенности, присущие конкретной паре в силу специфики технологии производства и повреждений, полученных в процессе ношения. Для этого следовало сделать плановый снимок отпечатка, то есть строго перпендикулярно поверхности съёмки с приложением линейки.

Правила криминалистической фотосъёмки мест преступлений и улик оформились ещё в начале 20 века, и в школах начсостава милиции об этом рассказывали и даже проводили соответствующие практические занятия уже в 1920-х гг. Разумеется, сотрудники свердловского уголовного розыска все эти нюансы знали. Поэтому нельзя исключать того, что на самом деле необходимый фотоснимок (или фотоснимки) после обнаружения тела Вовы Петрова был всё же сделан. Но в следственных материалах такой фотокарточки нет. Если она проводилась, но фотоснимок в последующем был изъят, то объяснить это можно только тем, что запечатлённый отпечаток подошвы совершенно не соответствовал обуви Винничевского. И дабы это обстоятельство не вызывало лишних вопросов и не наводило на вполне очевидные выводы о непричастности Винничевского к этому преступлению, опасную фотографию (или фотографии) из дела попросту удалили.

И о самом отпечатке как бы позабыли.

Для того, чтобы узнать о его существовании, следовало внимательно прочитать всё дело – а это тысяча листов! Хотя следственные материалы приходят в суд, судьи ввиду чрезвычайной загруженности обычно их не читают, ограничиваясь обвинительным заключением. Поэтому об отпечатке обуви на трупе Вовы Петрова и его несоответствии обуви Владимира Винничевского никто ничего не мог и не должен был узнать.

Помимо эпизода, связанного с похищением Лиды Сурниной, следствию было известно о свидетелях похищения Вали Камаевой, произошедшего 22 августа 1939 г.