Изменить размер шрифта - +

На первый взгляд, фильм Шьямалана является сугубо фантастическим, с элементами хоррора. Но это только сюжетная оболочка, под ней спрятана замечательная социальная сатира на тоталитарное общество. В небольшой сельской общине находится место всем – и энергичным энтузиастам, искренне и даже жертвенно служащим высокой цели, нейтральным и слабым духом обывателям, просто соглашающимся плыть по течению, умным и циничным вождям, искусно манипулирующим и теми, и другими. И даже «те, чьё имя не называют» оказываются важнейшими участниками социальной политики, поскольку страх перед ними цементирует всё сообщество.

Любое тоталитарное общество всегда стремится к самоизоляции, ибо только самоизоляция может гарантировать его выживание на сколько-нибудь долгом отрезке времени. Тоталитарные сообщества стремятся возводить стены как в буквальном смысле, так и в переносном – в сердцах и умах адептов. Лучшая стена из всех возможных – это страх. Тоталитарные сообщества – это не только религиозные секты. На самом деле, крупнейшие в мировой истории тоталитарные сообщества прикрывались отнюдь не флером сакрально-мистических откровений, а брутальной идеологией «диктатуры пролетариата». И на всех этапах существования Советского Союза в нём обретались «те, чьё имя не называли».

21 ноября 1939 г. началась последняя серия больших допросов Владимира Винничевского. Если верить следственным материалам, предыдущий допрос состоялся почти двумя неделями ранее, 8 ноября, но такой большой перерыв представляется маловероятным. По-видимому, с 8 по 21 число имели место неоднократные встречи старшего лейтенанта Вершинина с обвиняемым, но в силу неких причин они либо не протоколировались, либо протоколы этих допросов из дела были удалены.

В следственных материалах есть любопытный документ, косвенно подтверждающий предположение о допросах Винничевского в указанный промежуток времени. Оперуполномоченный Отдела уголовного розыска Седельников в период с 17 по 20 ноября занимался поиском жертвы и свидетелей предполагаемого нападения Винничевского на 2-летнего мальчика в первых числах февраля 1939 г. в районе улицы Мамина-Сибиряка. А это значит, что до 17 ноября какая-то ориентирующая информация по этому эпизоду попала в уголовный розыск. Процитируем рапорт Седельникова на имя начальника 1 отделения ОУР лейтенанта Лямина, благо документ этот короток и умещается в один абзац (стилистика и орфография оригинала сохранены): «Настоящим доношу, что согласно Вашего задания мною в продолжении 3 дней, то есть с 17-го по 20-е ноября 1939 г. были проверены исключительно все квартиры по ул. М.-Сибиряка, начиная от ул. Ленина до Первомайской и от ул. Первомайской до ул. Тургеневской, то есть весь квадрат этих улиц, с целью установления случая покушения на убийство мальчика в феврале месяце 1939 г. Установить этого и чей был этот мальчик, не представилось возможным, т.к. этого случая совершенно никто припомнить не может. Следует придти к заключению, что ребёнком о происшедшем с ним случае родителям своим сказано не было».

Одновременно проверялся и другой эпизод, имевший место якобы в середине апреля 1939 г., когда Винничевский попытался задушить 6-летнюю девочку в уборной в парке возле Дворца пионеров (не путать с нападением на Раю Рахматуллину, речь идёт о разных преступлениях). Когда обвиняемый успел рассказать об этом деянии – непонятно, в тех допросах, что проводились до 8 ноября включительно, эпизод, связанный с апрельским нападением на девочку, не фигурировал. Однако в середине ноября уголовный розыск уже взялся проверять эту информацию, и 21 числа лейтенант Лямин рапортовал начальнику ОУР Вершинину: «Согласно показаний арестованного за убийства детей Винничевского Владимира была произведена проверка в Дворце пионеров с целью установления девочки, которую Винничевский весной 1939 г. в женской уборной Дворца пионеров пытался задушить. Надо полагать, что девочка была из числа посетителей парка и о произошедшем с нею случае никому из обслуживающего персонала Дворца пионеров не говорила, возможно, не говорила и своим родителям, т.

Быстрый переход