Николай Щапин, чей пост находился на площади Народной мести, вышел из Дворца пионеров и стал обходить площадь по периметру, осматривая сугробы в поисках возможных улик. Его внимание привлёк тихий стон, исходивший как будто от одного из глубоких сугробов у садовой ограды. Сугроб явно был потревожен. Повинуясь внутреннему чутью, постовой стал разгребать снег и услышал доносившийся из его толщи плач. Когда Щапин добрался до ребёнка, то увидел, что тот уложен лицом вниз и бос. Рот малыша был забит снегом, Николай наскоро обтёр его своим носовым платком и помчался в медпункт Дворца пионеров.

Осмотр, проведённый врачом Евгением Берестецким, точнее, не врачом, а ещё студентом мединститута, показал, что малыш не имеет обморожений, но плохо дышит и, по-видимому, подвергался душению. Евгений сделал ребёнку искусственное дыхание, после того, как состояние мальчика стабилизировалось, осмотрел его обстоятельнее. Из телесных повреждений Берестецкий отметил синяк на лбу размером 6 см на 6 см, ссадины вокруг рта и носа, некоторые из них кровоточили, прикушенный язык, также кровоточивший. Мальчик выглядел напуганным, его била дрожь, но он молчал. Лишь при появлении матери, срочно вызванной милиционерами во Дворец пионеров для опознания ребёнка, он заплакал и потянулся навстречу. Всё моментально стало ясно, лучшего опознания просто не могло быть.

Таким образом, история с похищением Бори Титова разрешилась неожиданно и притом наилучшим образом в ту самую минуту, когда, казалось, всякая надежда на благополучный исход была потеряна. Находчивость и внимание к мелочам постового Николая Щапина спасли жизнь малышу, ведь похититель явно намеревался убить его. Именно с этой целью он душил ребёнка и сорвал с его шеи шарф, мешавший удушению. На попытку убийства указывала как снятая с ног ребёнка обувь, так и маскировка тела, не просто брошенного в сугроб, а уложенного лицом вниз и заваленного сверху снегом.

Произошедшее вечером 10 февраля никак нельзя было назвать рядовым хулиганством. При объективной оценке поведения таинственного похитителя следовало бы признать, что его действия образовали составы нескольких серьёзных преступлений, однозначно зафиксированных Уголовным кодексом РСФСР 1926 г. Злоумышленник должен был быть привлечён к ответственности за деяния, подпадавшие по меньшей мере под четыре статьи УК: ст. 149 («Похищение, сокрытие или подмена чужого ребёнка»), ст. 143 («Умышленное лёгкое телесное повреждение, не причинившее расстройства здоровья…»), ст. 156 («Заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни состоянии, лишённого возможности принять меры самоохранения по малолетству…»), ну и, само собой, ст. 19 («Покушение на какое-либо преступление, а равно и приготовительные к преступлению действия.., преследуются так же, как совершённое преступление…»). Причём последняя из перечисленных статей самая серьёзная и коварная. Дело в том, что УК 1926 г. не выделял покушение на убийство в отдельный состав преступления, покушение на убийство было «спрятано» в упомянутой 19 статье.

Вся эта беготня по улицам вечернего Свердловска продолжалась от силы 5 минут, но, как видим, таинственный злоумышленник набегал за эти минуты на очень серьёзный приговор. Если бы, конечно, нашёлся кто-то, кто притащил негодяя в суд.

План местности, изображающий маршрут погони за похитителем Бори Титова вечером 10 февраля 1939 г. Мастера сыска не знали, что на плане следует соблюдать ориентацию по сторонам света, поэтому север у них получился справа. Чтобы правильно понять картинку, её надо повернуть на 90° против часовой стрелки.

Однако в этом месте начинаются всякие странности. По-видимому, Фаина Михайловна Гусинская подавала в территориальный отдел милиции заявление о попытке похищения сына. Более того, можно не сомневаться в том, что тогда же, зимой 1939 г.