На задержанном, который был помладше Ломова всего-то лет на пять, красовались старые и грязные камуфляжные штаны с пузырями на коленях, резиновые шлепанцы на пару размеров больше, чем требовалось, и камуфляжная же куртка, надетая прямо на голое тело. Несмотря на это маскарадное одеяние, парень вовсе не выглядел смешным. Вероятно, потому что держался так, будто это он являлся хозяином кабинета, а старший лейтенант Ломов был задержанным, приведенным сюда для допроса.

– Поехали еще раз с самого начала, – проговорил Ломов, – значит, вы, Олег Гай Трегрей, четырнадцати, как вы утверждаете… – он заглянул в бумагу, – среднеимперских лет…

Тут Ломов замолчал и выжидательно уставился на парня.

Парень не шевельнулся. Он сидел на стуле прямо, смотрел на Ломова спокойно, серьезно и… как-то… даже не как равный на равного, а несколько снисходительно. Это-то Ломова и бесило больше всего.

– Ну? – едва сдерживаясь, поторопил лейтенант.

– Господин полицейский, – произнес парень. – Все, что я сообщил, есть абсолютный максимум необходимой вам информации.

– Вот даже как? Абсолютный максимум? И добавить больше нечего?

– Я требую сюминут доставить меня к Предводителю, – тут же и «добавил» парень.

Старший лейтенант откинулся на стуле.

– Опять двадцать пять… Со своим предводителем. Ну, если нечего сказать, так меня послушайте… Олег Гай Трегрей, – с нажимом заговорил он. – Во-первых, личность вашу все равно установят. Пальчики-то откатали? Личико сфотографировали? Ну, вот. Будут сделаны запросы, и очень скоро мы узнаем – что вы за Тре… Трегрей, и сколько вам на самом деле лет. Уж никак не четырнадцать. И тогда уже будем разговаривать по-другому. Лично я думаю, что возраст вы занижаете, чтобы уйти от уголовной ответственности. С той же целью скрываете и настоящее имя. Только хочу вас предупредить… – нажим исчез из речи лейтенанта, голос его зазвучал почти дружелюбно и, вместе с этим, как-то… весомее. Двадцатитрехлетний старлей очень хотел, чтобы этот непонятно по какой причине высокомерный задержанный, выглядевший почти ему ровесником, ясно прочувствовал всю силу его слов. – Хочу вас предупредить, что дача ложных показаний при производстве предварительного расследования является уголовным преступлением и предусматривает наказание в виде исправительных работ на срок до двух лет. Так что наговорили вы здесь уже на статью. Это-то понятно?

Олег Гай Трегрей чуть улыбнулся и качнул головой, каковой знак можно было растолковать: я, конечно, сказанное вами к сведению принял, но…

Старший лейтенант скрипнул зубами. Да что с ним такое, с этим задержанным?! Кого он из себя строит? Почему и от кого скрывается?

На оперативной работе старлей Ломов находился уже второй год, но за это довольно все-таки короткое время успел навидаться всякого. Доставляемые в отделение задержанные, имеющие причины утаивать свои биографии от всевидящего ока МВД, чего только не вытворяли, чтобы поскорее улизнуть на волю, не раскрывая при этом свое инкогнито. Бились в истерических корчах, пытались перегрызть себе вены, симулировали припадки сумасшествия – лаяли, выли, кусались, пели… некоторые – самые отчаянные и небрезгливые – даже мочились и гадили под себя, стремясь как можно больше извозиться в нечистотах. Словом, готовы были на все в надежде, что полицейские, которые, конечно, тоже люди, плюнут и откроют решетчатую дверь «обезьянника» со словами: «Пошел вон отсюда, рванина, возиться еще с тобой…» Говорят, подобное иногда срабатывало… Но самым распространенным приемом было, естественно, предложение взятки.