— Ты не очень-то храбрись!

— На твоем месте я бы задумалась,— посоветовала ей Соня.— Ты повстречала сегодня рыжую девку — это не к добру.— Она сокрушенно покачала головой.

— О-о! — зловещим шепотом взвыла колдунья, и судорога ярости обезобразила ее прекрасное лицо.— Как я мечтаю убить тебя!

— Лучше мечтай остаться в живых,— заметила Соня, пытаясь скрыть, как глубоко задели ее слова, а главное, лютая злоба, с которой произнесла их жрица.

Грудь ее бурно вздымалась, глаза горели, однако в следующее мгновение все переменилось. Колдунья как-то странно покачала головой, то ли безмерно удивившись чему-то, то ли собравшись упасть в обморок, и Соня уже подумала было, что той и впрямь стало плохо. Она приблизилась на шаг, но едва только сделала его, как Халима, заглянув ей в глаза, впилась в них взглядом.

Поступок показался Соне глупым и одновременно пугающим, потому что она не понимала его смысла. Она просто почувствовала, что должна отвести взгляд, и даже попыталась сделать это, но в тот же миг словно ледяная игла впилась ей в мозг над переносицей, подчиняя ее волю колдунье. Соне стало страшно. Она поняла, что сейчас случится нечто непоправимое. Однако она еще не совсем потеряла контроль над своим телом. Наверное, лицо ее исказилось ужасом, потому что Халима злобно оскалилась.

— Наконец-то я раз и навсегда избавлюсь от тебя, тварь! — воскликнула она.— Надеюсь, ты не забыла, кто ты? — с издевкой спросила колдунья.— Ты — дерево!

Соня уже ощущала, как кровь все медленнее бежит по телу, как становятся вялыми мысли, но при этой фразе: «Ты — дерево!» — вздрогнула. Собирая по крохам остатки сил, она взбунтовалась. Слишком хорошо еще помнила она, как горела живьем в подземельях Логова. Это слабое, откликнувшееся застарелой болью воспоминание породило в ней волну ярости, которая мгновенно очистила сознание. Она почувствовала, что снова способна рассуждать здраво, но, когда попыталась пошевелиться, поняла, что не может сдвинуться с места.

Однако и Халима, похоже, заподозрила что-то неладное, потому что улыбка сползла с ее лица, а взгляд вновь стал жестким.

Соня почувствовала, как ледяная спица пронзила ей лоб и, проникнув в мозг, почернела, источая мрак небытия. В черных зрачках колдуньи Соня вдруг увидела целый мир, и что-то стремительно приближалось к ней из этого неведомого далека. То ли тучи, то ли облака чернее ночи летели навстречу, и сквозь них ей предстояло увидеть нечто ужасное настолько, что — она знала это — разум ее не выдержит.

«Хоть бы пятнышко света!» — безмолвно взмолилась она, и, как ни странно, тучи замедлили бег. Свет — вот что ей нужно! Огненный Цветок! Даже Лепесток его смог бы помочь сейчас! Тучи замерли, словно в нерешительности.

Соня продолжала молить, вспоминала, как прекрасен Огненный Лепесток, приютившийся в ее ладони. Она попыталась припомнить, как тот затих в ее руке, будто маленький напуганный зверек. Она сделала над собой еще одно усилие и увидела его внутри себя. Огонек лизнул острие ледяной иглы и испуганно отскочил, словно боялся связываться со слишком сильным противником. Но этого мимолетного касания хватило для того, чтобы рассеялся зловещий черный туман и окончательно прояснились мысли.

Соня опять попробовала шевельнуться, но вновь не смогла. И тогда она, совсем неожиданно для самой себя, почувствовала, как Лепесток нырнул вниз и тут же, прогоняя оцепенение, как бы налилась огнем ее рука. Она тихонько шевельнула мизинцем и поняла, что способность двигаться возвращается к ней. Левая рука по-прежнему не слушалась ее, зато правая ожила окончательно.