— Может, они и не придут вовсе?

— Этого никто наперёд не знает. Возьму с собой Савву и…

— Илью возьми. Силён мужик, как медведь.

— Значит, и Илью.

Прошли Михаил с Павлом по вдовьим избам. Подошли к избе вдовы Прохора. Познакомился купец с хозяйкой, объяснил положение, попросился переночевать.

— А что соседи скажут? Что не успел муж сгинуть, сороковины не справили, а я в избу чужих мужиков приваживаю?

— Мы вечером придём, незаметно. Соседям не говори ничего.

— Сам рассуди, Павел. У одной вполне случайно быть могло. Ну, скажем, женщина растяпа, деньги на видном месте оставила, а сама к соседке ушла. Или хуже того — да ты ведь женщин знаешь, — о богатстве всей округе языком своим могла растрезвонить. Вот лихие люди и наведались к вдовушке. А ограблений — два, стало быть, не случайность это.

— У какого же злыдня рука поднялась вдову обокрасть, сирот малых без денег оставить, на голодную смерть?

— Не причитай! Немного денег я им дам, с голода не опухнут. Кто-то по указке поработал.

— Гребцов сразу исключить можно — они с нами на ушкуе в плавании были и злодейство такое сотворить никак не могли.

— Это понятно. Другое скажи — ты никому не говорил, куда деньги разносил?

— Никому — вот тебе крест! — Павел перекрестился.

— И за тобой никто не следил?

— Вроде нет, — неуверенно ответил Павел. — Да что я — оглядывался, что ли? Шёл себе да шёл.

— Вот ведь странная вещь. Я так даже и не знаю, где Спиридон и Поликарп жили. Где избы их — знал ты, деньги разносил тоже ты.

— Помилуй Бог, Михаил?! Неужто ты меня в лихоимстве подозреваешь?

— Окстись, Павел! И тени сомнения нет: ведь я тебя уже несколько лет знаю, и ни разу в честности твоей не усомнился.

Как стемнело, пришёл Михаил с Ильей и Саввой к избе. Савву на крышу сарая определил, оттуда под наблюдением весь двор держать сможет. А Илью — на задний двор. Неизвестно, откуда разбойники появятся и как уходить будут, потому надо перекрыть все пути к бегству. Конечно, ещё неизвестно, появятся ли они этой ночью, но Мишка интуитивно, прямо-таки печёнкой чувствовал — не откажутся лихие люди от лёгких денег. У пьяного в ночном переулке отберут медяк — и то довольны. А тут не медь да серебро, и не одна монета.

Сам Мишка в избу зашёл. Вдова с детьми в другой половине спать улеглась. Купец чутко прислушивался к ночной тишине. Час за часом томительно тянулись, вот уже и первые петухи прокричали, потом — вторые. Светать начало. Не пришли незваные гости, обманулся Мишка в своих ожиданиях. А может, взяли деньги и залегли на дно, затихарились и не придут больше?

Он потихоньку, чтобы не разбудить хозяйку, вышел из избы во двор. Свистнул тихонько своим помощникам, выскользнули они из калитки неслышно и ушли — как и не было.

Прощаясь, Мишка сказал обоим:

— Отсыпайтесь, а в ночь опять сюда придём.

И сам пошёл спать — после бессонной ночи голова тяжёлая была. Казалось, только-только подушки коснулся, а уже Лиза за плечо трясёт:

— Хозяин, к тебе гость. Пущать?

А в окно солнце бьёт, время за полдень.

— Кого ещё принесла нелёгкая?

— Да Павел же! Я ему говорила — спит хозяин, а он — «пусти» да «пусти».

— Зови тогда.

Мишка зевнул, встал с постели. Не встречают гостя лёжа — за неуважение сочтёт. Вошёл Павел.

— Здрав буди, Михаил! Ты ноне ночью в чьей избе был?

— В избе вдовы Прохора, как и договаривались. А что?

— А то, что с утра прибежала Марфа, вдова Ефима — вся в слезах, голосит, от страха трясётся — насилу успокоил её.