— Чего тут у вас делается?
И только потом, через распахнутую дверь, тела на пороге заметил.
— Эх, жалко — не мне в руки попались. Савва спрыгнул с сарая, и все трое подошли к телам. Савва наклонился к разбойникам.
— Этот готов уже! — И, с силой выдернув из спины стрелу, повернулся ко второму. — Хм, да он, никак, дышит!
Мишка оживился. Оглушил он его кистенём или покалечил, но есть шанс поговорить. Только где? И труп убрать надо — ни к чему такие страхи вдове во дворе видеть. Михаил оглянулся по сторонам, но Илья и сам понял.
— Пойду убитого в овраг сброшу — есть неподалёку подходящий.
Легко подняв тело, он перекинул его через плечо и вышел со двора.
— Чего с этим делать? — спросил Савва. — Может, прирезать?
— И не думай! «Потрошить» будем! Савва в испуге отшатнулся.
— Это что — кишки выпускать? Не, я не могу!
— Ты из меня злодея и кровопивца не делай! Поговорить с ним надо — кто надоумил на дело чёрное, остались ли сообщники и где деньги сиротские лежат?
— А… — с облегчением произнёс Савва. — Здесь нельзя, как ты говоришь, «потрошить», очнётся — орать начнёт.
Михаил вытащил нож, который уже успел сунуть в ножны, отсёк у грабителя рукав кафтана и запихал ему в рот. Расстегнув на разбойнике ремень, стянул им татю руки.
Тут распахнулась калитка. Савва вскинул лук.
— Я это, Илья, — успокоил его вошедший, — тело в овраг скинул. Глядишь — собаки бродячие сожрут, и следов не останется.
— Тогда бери вот этого и — ко мне домой, пока не рассвело.
Они осторожно закрыли за собой калитку и пошли по ночной улице. Михаил шагал впереди, за ним — Илья с бесчувственным телом на загорбке, и замыкал шествие Савва. Зашли во двор к Михаилу и прямо — к конюшне. А навстречу — встревоженный Митрофан с саблей наперевес, за ним — Тит с арбалетом.
— Свои, Михаил я.
— Чего тебя по ночам носит? Я думал — чужаки.
— И чужак есть. Принимай незваного гостя! Татя занесли в конюшню и сбросили на землю. Он застонал, дёрнул руками.
— Должно, очухивается, — сказал Илья. — Свернуть бы ему шею, гниде!
— Успеешь ещё. Вот что, Савва и Илья. Идите по домам, отоспитесь. О том, что ночью произошло — молчок!
— Нешто мы не понимаем! Ушкуйники ушли.
— Чего с этим делать? — спросил Митрофан.
— Да ничего пока. Я тоже спать пойду. Почитай, вторую ночь без сна. Утречком наведаюсь, поговорить с ним надо.
Михаил ушёл домой и, раздевшись, улёгся в постель. Засыпая, подумал с удовлетворением: «Взяли гадов!»
Едва проснувшись и не завтракая, хотя Лиза и предлагала, он направился в конюшню. Тать уже пришёл в себя и сидел у стены, прислонившись к ней спиной. Лицо было в засохшей корке крови, нос деформирован и свёрнут набок.
«Чуть бы повыше — на палец, и посильнее, — сейчас тоже бы в овраге валялся, — подумал Мишка. — Стало быть, не судьба, повезло злодею».
Рядом с грабителем встали Митрофан с Титом.
— Значит, так, ублюдок. Я сейчас кляп изо рта вытащу, поговорим. Попробуешь крикнуть — сразу зарежем, — сказал Михаил. — Ты меня понял?
Тать кивнул. Это был мужик лет тридцати в видавшем виды кафтане. Митрофан вытащил нож, а Тит вынул кляп изо рта разбойника.
— Ты кто такой?
— Вторуша я, из Никулициной слободы.
— Чего в избу к вдове пошёл?
— А то сам не знаешь — за деньгами! Митрофан ногой пнул его в бок:
— Не дерзи!
Разбойник зло глянул на него из-под бровей. |