|
Но, сделав над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы не оскорбить Орио, она успокоилась и заставила себя улыбнуться: – Сегодня ночью я видела такой сон. Эдзелино тоже смотрел на Орио. Тот был необычайно бледен, а сдвинутые брови его словно говорили о том, что в душе его бушует гроза. Вдруг он громко расхохотался, и этот резкий, жесткий смех мрачным эхом отозвался в глубине зала. – Это, наверное, тот самый ускок, – сказал он, оборачиваясь к коменданту Леонцио. – Синьора увидела его во сне, а благородный граф убил сегодня в действительности. – Безо всякого сомнения, – серьезным тоном ответил Леонцио. – А кто же такой этот ускок, скажите, пожалуйста? – спросил граф. – Разве в ваших морях еще существуют разбойники? В наше время о подобных вещах что то не слышно; они относятся к эпохе войн, которые республика вела при Маркантонио Меммо и Джованни Бембо. Сейчас могут появляться только призраки ускоков, мой добрый синьор Леонцио. – Ваша милость может думать, что их больше нет, – возразил несколько уязвленный Леонцио. – Ваша милость, на свое счастье, изволите находиться в расцвете юности и не видели того, что происходило еще до вашего рождения. Что до меня, бедного старого слуги святейшей и славнейшей республики, я неоднократно сталкивался с ускоками, даже однажды попал к ним в плен, и мою голову едва едва не водрузили в качестве ferale на носу их галиота. Потому то я и могу сказать, что узнаю ускока среди десятков тысяч пиратов, корсаров, флибустьеров – словом, среди всей той сволочи, что именуется морскими разбойниками. – Величайшее мое уважение к вашему жизненному опыту запрещает мне спорить с вами, добрый мой комендант, – сказал граф, принимая с легкой иронией урок, который дал ему Леонцио. – Для меня лучше будет, если я кое чему поучусь, слушая ваши речи. Поэтому я хочу спросить вас, как же можно узнать ускока среди десятков тысяч пиратов, корсаров и флибустьеров, чтобы мне знать, к какой же породе принадлежит разбойник, напавший на меня сегодня; я ведь с радостью поохотился бы за ним, не будь время уже слишком позднее. – Этот ускок, – ответил Леонцио, – среди разбойников то же, что акула среди прочих морских чудовищ: он от всех отличается своей ненасытной свирепостью. Вы знаете, что эти гнусные пираты пили кровь своих жертв из человеческих черепов, чтобы вытравить в себе малейшую жалость. Принимая какого нибудь беглеца на свой корабль, они заставляли его проделать этот омерзительный обряд, чтобы испытать, не осталось ли у него каких либо человеческих чувств, и если он колебался перед этой гнусностью, его бросали за борт. Словом, известно, что их способ заниматься морским разбоем – это топить захваченные суда и не щадить ничьей жизни. До последнего времени миссолунгцы, пиратствуя, ограничивались только грабежом судов. Всех, кто сдавался, они уводили в плен, а потом отпускали за выкуп. Теперь все происходит по другому: когда в их руки попадает корабль, всех пассажиров вплоть до детей и женщин тут же убивают, а на волнах не остается даже доски от захваченного ими судна, которая могла бы донести весть о его гибели до наших берегов. Мы часто видим в этих водах корабли, идущие из Италии, но они никогда не доходят до гаваней Леванта, а корабли, которые отплывают из Греции, никогда не доходят до наших островов. Не сомневайтесь, синьор граф, ужасный пират в красном тюрбане, блуждающий тут между отмелей и прозванный рыбаками мыса Ацио ускоком, и есть настоящий ускок, чистопородный убийца и кровопийца. – Ускок ли главарь бандитов, с которым я сегодня встретился, или он иной породы, – заметил молодой граф, – но руку я ему отделал на венецианский, как говорится, лад. Сперва мне показалось, что он решил либо взять мою жизнь, либо отдать свою, однако рана эта заставила его отступить, и непобедимый обратился в бегство. – А действительно ли он бежал? – спросил Соранцо с поразительным безразличием. |
