– Солгала? Я солгала? – дрожащим голосом вымолвила Наам.
– Не только языком, но и глоткой своей солгала, солгала, как последняя собака! – закричал Орио, охваченный грубым бешенством, приступом болезненного раздражения, которое он не в силах был подавить, хотя, может быть, и понимал в глубине души, что сейчас никак не время ему поддаваться.
– Это ты лжешь, – возразила Наам презрительным тоном, скрестив руки на груди. – Ради тебя я пошла на преступления, мне самой ненавистные, раз уж тебе угодно называть преступлениями то, что для тебя сделано, когда сделанное кажется тебе бесполезным. Я же ненавижу проливать кровь и выносила у турок рабство, даже не подумав совершать ради себя самой то, что потом совершила для твоего спасения.
– Скажи лучше, что ты сама себя хотела спасти, – вскричал Орио, – и что мое присутствие только придало тебе храбрости, которой тебе не хватало!
– Храбрости мне всегда хватало, – возразила Наам, – а ты, оскорбляющий меня после всего этого и в такой момент, посмотри на кровь на моих руках! Это кровь мужчины, третьего мужчины, у которого я, женщина, отняла жизнь, чтобы спасти твою.
– И отняла то трусливо, по бабьи.
– Женщина не трусиха, когда убивает мужчину а мужчина, способный убить женщину, не храбрец.
– Ладно, так я убью двух! – вскричал Соранцо, которого этот намек взбесил окончательно.
И, схватив подвернувшуюся под руку шпагу, он бросился на Наам, но в это самое мгновение три громких удара потрясли парадную дверь палаццо.
– Меня ни для кого нет дома! – закричал Соранцо своим слугам, которые уже встали и теперь в смятении бегали по галереям. – Ни для кого! Что это за наглый проходимец стучится в такой час, не боясь разбудить хозяина?
– Синьор, – бледнея, вымолвил один из лакеев, высунувшись из окна галереи. – Это посланец Совета Десяти.
– Уже? – сквозь зубы пробормотал Орио. – Эти проклятые ищейки тоже, видимо, не спят!
Он вернулся в свою комнату с каким то растерянным видом. На полу валялась его шпага, которую он выронил из рук, когда в дом постучали. Наам стояла в излюбленной своей позе – скрестив руки на груди – и с презрительной невозмутимостью смотрела на оружие, с которым Орио осмелился броситься на нее и которое она не стала поднимать, считая это ниже своего достоинства.
В этот миг Орио осознал, каким исключительным безумием с его стороны было раздражать поверенную всех его тайн. Он говорил себе, что когда удалось приручить льва лаской, незачем пытаться смирить его силой. Он хотел даже принудить ее к этому, когда увидел, что она делает вид, будто не слышит Но все – и просьбы и угрозы – оказалось тщетным Наам решила мужественно и твердо встретить служителей грозного трибунала. Они не заставили себя ждать. Перед ними открылись все двери, и перепуганные слуги привели их в комнату своего господина. За ними шел вооруженный отряд, а у дверей палаццо ждала черная гондола с четырьмя сбирами.
– Мессер Пьер Орио Соранцо, мне дан приказ арестовать вас, этого молодого человека, вашего слугу, и всех прочих слуг, находящихся в доме, – произнес начальник отряда. – Будьте добры следовать за мной.
– Повинуюсь, – ответил Орио лицемерным тоном. – Никогда не позволяю я себе сопротивляться священной власти, которою вы посланы, но не испытываю никакой боязни, ибо чту ее высокое всемогущество и полон доверия к ее безупречной мудрости. Но я хочу сделать тут же заявление – отдать первую дань уважения к истине, которая будет строгим руководителем моим в этом деле. Поэтому я прошу вас принять к сведению все, что я открою здесь перед вами и перед всеми моими слугами. Я не знаю, по какой причине явились вы арестовать меня, и не допускаю мысли, чтобы вам было известно то, что я сейчас скажу. |