|
Я играла так упорно и долго, что брат проснулся и увидел меня в окно. Тогда я отошла на несколько шагов, но продолжала играть, словно дразня его. Он узнал меня по одежде, – это мне и нужно было. Он вышел из дому и приблизился ко мне с угрозами. Я отошла подальше, все продолжая играть, а потом опять остановилась. Он снова подошел, а я отошла. Тогда он повернулся и пошел обратно, но я побежала за ним и все время играла. Тут он пришел в ярость и, думая, наверное, что я все это делаю по твоему приказу, побежал мне навстречу со шпагой в руке. Так я заставила его бежать за мной до того места, где мостовая набережной кончается и переходит в ступеньки, которые крутым изгибом ведут к причалу гондол. Там не было ни одной лодки, ни одного человека, ни звука, ни огонька. Я крепко уцепилась за колонку, которой заканчиваются перила, и, согнувшись, стала его дожидаться. Он добежал до причала и, не видя меня, едва на меня не наткнулся, когда перегнулся к воде посмотреть, не ускользнула ли я от его гнева на какой нибудь гондоле. В этот миг я одной рукой сорвала с него плащ, а другой нанесла удар. Он пытался отбиваться, бороться… но поскользнулся на влажных ступеньках и стал терять равновесие. Тогда я толкнула его, он упал и пошел ко дну. Вот так все произошло. Последние слова Наам произнесла приглушенным голосом и вздрогнула всем телом. – Ко дну? – с беспокойством молвил Соранцо. – Ты в этом уверена? Ты не бросилась бежать? – Я не убежала, – возразила, вновь оживляясь, Наам. – Я смотрела в воду, пока она не стала гладкой, как зеркало. Тогда я сорвала между сырых камней берега пучок водорослей, смыла и счистила со ступенек пятна крови. Кругом никого не было, не раздавалось ни звука. Я спряталась за выступом стены. Кто то вышел из палаццо Меммо, я тихонько вышла из своего укрытия и вернулась домой. – Ты испугалась? Бежала? – Я шла медленно, часто останавливалась и осматривалась кругом. Никто меня не видел, никто за мной не шел. И даже по камням мостовой я ступала бесшумно. Я нарочно петляла и от палаццо Меммо сюда шла больше часа. Ты успокоился? Ты доволен? – О Наам, о удивительная девушка! Да у тебя душа трижды закалена в адском огне! – вскричал Орио. – Дай я обниму тебя, ты дважды спасла мне жизнь! Но он так и не обнял Наам: пламенный порыв его благодарности загасила внезапная мысль… – Наам, – произнес он после минутного молчания, в течение которого она смотрела на него с мрачной тревогой, – ты совершила безумный поступок, ненужное преступление. – Почему? – спросила Наам, продолжая мрачнеть. – Повторяю тебе, что ты взялась совершить поступок, за все последствия которого отвечать буду я! Эдзелино найдут убитым и обязательно обвинят меня. Убийство это будет признанием всего, что он мне приписывает и что уже рассказал тетке и сестре. К тому же за мной окажется еще одно убийство, и я не вижу, каким образом этот лишний груз может меня облегчить. Разрази тебя гром, гнусная, хищная зверюга! Ты так торопилась попить чьей то крови, что даже не посоветовалась со мной. Наам приняла это оскорбление с кажущимся спокойствием, от чего Соранцо только расхрабрился. – Ты велел мне поискать убийцу, – сказала она, – верного и незаметного человека, который не знал бы, чья рука его направила, и за деньги стал бы молчать. Я сделала еще лучше: нашла человека, которому нужна только одна награда – чтобы у тебя не оставалось врагов, который сумел нанести удар верно и осторожно, которого тебе нечего бояться и который сам отдастся в руки правосудия твоей страны, если тебя обвинят. – Надеюсь, – сказал Орио. – Ты, пожалуйста, помни, что я тебе ничего не поручал. Ведь ты солгала: я и впрямь ничего не поручал. – Солгала? Я солгала? – дрожащим голосом вымолвила Наам. – Не только языком, но и глоткой своей солгала, солгала, как последняя собака! – закричал Орио, охваченный грубым бешенством, приступом болезненного раздражения, которое он не в силах был подавить, хотя, может быть, и понимал в глубине души, что сейчас никак не время ему поддаваться. |
