– Если удается остаться в школе, если у тебя нет грубых нарушений или прогулов, ты пробудешь здесь десять лет. Все эти десять лет твое время будут жестко регулировать, только в отдельных исключительных случаях тебе будет непонятно, где ты должен быть и что ты должен делать, за все это время – всего несколько часов, когда ты сам должен что-то решать. Все остальное время будет распланировано. Звенит звонок – все поднимаются в класс, звенит звонок – все идут во двор, звенит звонок – все едят, звонок – работа, звонок – еда, звонок – приготовление уроков, звонок – три свободных часа, звонок – пора спать. Как будто проложены очень узкие туннели и ты можешь попасть только туда, а не в какое-то другое место, они невидимы, как стекло, которое только что протерли начисто,- ты его не замечаешь, если только не налетишь на него. Но если ты ослепнешь или станешь совсем плохо видеть, то тогда тебе следует попробовать понять систему. Я долгое время пытался – теперь я все понял.

Казалось, что другая девочка находится так близко, Флаккедам спал прямо за стенкой, их дыхание все время было рядом с нами; мы говорили во время короткого перерыва между двумя вдохами или даже между тремя, потому что где-то под нами спал Август и беспокойно дышал во сне,- это нельзя было услышать, но для меня он все равно был там.

Она закрыла нас одеялом, чтобы приглушить голоса, мы сидели словно в палатке или в спальном мешке. Мне было все равно – я не мог остановиться, мне надо было ей все объяснить.

– Происходит естественный отбор, людей отбирают по законам природы. Школа – это механизм для облагораживания. Он действует таким образом, что если ты выполняешь все свои обязанности, то время тебя поднимает. Именно поэтому классы расположены таким образом. С первого класса по третий ты учишься на первом этаже, потом ты попадаешь на второй этаж, потом на третий, старшие классы находятся на четвертом этаже,- и в конце концов ты получаешь свой аттестат из рук Биля в зале для пения, на самом верху, и можешь вылететь в мир.

Наконец-то я это сказал. Мы были близки к завершению.

– Я думал о том, почему же им так трудно, почему существует так много правил. И я решил: все дело в том, что им приходится скрывать окружающий мир. Потому что в нем не всюду поднимаешься наверх, там есть много мест, где время тянет тебя вниз к уничтожению. Они это вынуждены скрывать – не должно быть сомнений в том, что мир поднимает; если возникнут сомнения, то станет невозможно соответствовать ожиданиям. Соответствовать легче, если веришь во время. Если веришь, что весь мир – это механизм, который тебя обязательно облагородит, стоит тебе только изо всех сил постараться. Вот какое представление создает школа – это они здорово придумали.

Она придвинулась ко мне, губы ее почти касались моего уха.

– А ты? – спросила она.

Голос ее был хрипловатым от сна, я ведь разбудил ее.

Было не очень ясно, о чем она спрашивает, но я все-таки ответил.

Я сказал, что в моем случае играют роль особые обстоятельства, так как я болен, но при этом осознаю свою болезнь, это видно из моего личного дела, тут я достал его – это его я принес на животе. Если ей интересно, она может прочитать его. Это та его часть, копию которой мне дали в доме для детей с психическими отклонениями Нёдебогорд, то есть оно неполное,- секретную часть не показывали,- и все-таки там есть вся необходимая информация. Из моего дела становится ясно, сказал я, что у того, кто вырос в детском доме, может появиться какой-нибудь шанс, только если ему удастся привязаться к какому-нибудь взрослому человеку. В моем случае этого не произошло, ведь по разным причинам за первые десять лет моей жизни было четыре учреждения – так что я ущербный. Там так и написано, что мне трудно или почти невозможно установить стабильные эмоциональные отношения, то есть что-нибудь особенное почувствовать, и если я и пришел сюда сегодня ночью, то это не по каким-нибудь личным причинам – это ей будет понятно из моего дела: если я пришел, то из-за Августа.