Пастух вспомнил, что заметил его еще у собора. Эх, кабы знать, сразу бы направление к патологоанатому выписал!

Вслед за лицом мелькнули кадры с «пежо» на стоянке, потом труп профессора в реанимационном автомобиле и снова фото Пастуха. Диктор лопотал по‑итальянски, но ошибиться было невозможно, и Сергей понял, что дела его плохи: на него повесили убийство. Значит, теперь объявят в розыск, перекроют дороги, и в аэропорт просто так уже не припрешься. В отель тоже возвращаться нельзя – жди джентльменов в засаде. Приходилось срочно принимать какое‑то решение и как можно быстрее убираться из этого города. План выстроился в голове за несколько минут, и с этого момента Пастух перестал бесцельно бродить по городу. Теперь он действовал четко и быстро: купил все необходимое, начиная с фонаря и заканчивая простыми, без диоптрий, очками, сменил одежду, чтобы быть окончательно не похожим на свою фотографию, показанную по телевизору. После чего на городском автобусе добрался до окраины города и исчез из Флоренции.

Он шел вдоль шоссе, пересекая поля подсолнухов и пшеницы, а вокруг постепенно спадал дневной зной и начало быстро темнеть. Вскоре над Тосканой окончательно сгустился сумрак и вместе с ночью опустилась прохлада. Идти стало легко. Пастух только пару раз выглядывал на шоссе, но этого хватило, чтобы заметить полицейские патрули, останавливающие машины. Видимо, в этой процветающей стране никому и в голову не могло прийти, что в конце двадцатого века кто‑то способен передвигаться на своих двоих. Собственно, это и был план Пастуха. До аэропорта в Ливорно километров сто, но четверть из них он запросто покроет пешком и таким образом заметет следы… Уже далеко за полночь Сергей добрался до небольшого селения. Там не было видно ни карабинеров, ни полиции, ни каких‑либо признаков внимания к убийству во Флоренции.

Быстро перекусив в небольшой пиццерии, он снова вышел на шоссе и решил проголосовать. Спустя полчаса какой‑то немец‑дальнобойщик согласился его подбросить, и остаток пути до Ливорно Пастух продремал вполглаза, развалившись на сиденье мощного магистрального «мерседеса». У аэропорта он оказался в самое подходящее время суток – на рассвете, и теперь ему оставалось сделать последнее усилие, чтобы попасть домой. Как‑то сама собой возникала уверенность, что осложнения возникли только на чужой территории, и стоит лишь вернуться, как все утрясется. Обманчивая мысль, но придающая силы… Аэропорт был огорожен бесконечным двухметровым сетчатым забором с колючей проволокой поверху. Но кому, спрашивается, страшен сетчатый забор в мире, где давно изобретены кусачки? Через двадцать минут Пастух уже оказался по ту сторону ограды, успев даже замаскировать свои лаз, а еще через некоторое время он с удобством расположился на крыше ангара, разглядывая окрестности.

Нет сомнений, что если у его преследователей хватило ума застрелить человека среди бела дня в центре миллионного города на глазах у сотен свидетелей и свалить это на него, то уж перекрыть аэропорт они тем более догадаются. Только Пастух вовсе не собирался лезть через аэровокзал на свой рейс. Он собирался найти вариант поспокойней, и теперь, достав бинокль, он выбирал. Среди «джумбо‑джетов» и А‑300, принадлежащих «Дельте», «Бритиш эрлайнз» и прочим «люфтганзам», Пастух обнаружил родной Ил‑76 под загрузкой. Это уже было кое‑что подходящее, и он сосредоточил внимание на нем. До грузового самолета с надписью «Транс‑авиа» по прямой было километра два, но идти по открытому полю, внаглую, Пастух не рискнул. К чему зря напрашиваться?

Он проследил путь, проделываемый грузовиками, доставлявшими к самолету какие‑то коробки. Путь этот пролегал метрах в трехстах от ангара, а нескончаемый ряд складов мог значительно облегчить задачу, прикрывая от чужих глаз.