Остановившись передо мной, он ткнул мне в грудь кулаком и безапелляционно заявил: — Немедленно прекрати с ней все отношения, а дальше уж положись на меня. Со временем ты поймёшь, что такое женщины.
— Извини, — сказал я, — но от твоих слов просто тошнит. Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, и тем более я не нуждаюсь, чтобы ты помогал налаживать её.
И повернулся, чтобы уйти. Но он схватил меня за плечо и сказал уже более мягко:
— Ну да, возможно, такая штука, как любовь, мать его, действительно существует. Давай обсудим компромиссный вариант: сначала ты успокоишься, не будешь кричать о разводе и на время откажешься от контактов с Пан Чуньмяо. Мы постараемся перевести тебя в другой уезд или даже подальше, в городскую территорию, центр провинции, минимум на такой же уровень, а поработаешь немного — ещё и на повышение пойдёшь. До этого времени все твои дела по разводу с Хэцзо беру на себя. Весь вопрос в деньгах: триста тысяч, полмиллиона, миллион — ну нет, мать его, такой женщины, чтобы смогла оторвать глаза от денег! Потом Чуньмяо к тебе перевезём, и наслаждайтесь любовью сколько влезет! Вообще-то, — тут он сделал паузу, — идти на такое мы совсем не хотели, денег потребуется уймища. Но ведь я твой старший брат, а она её старшая сестра.
— Спасибо, — сказал я. — Спасибо за ваши хитроумные планы, только я в них не нуждаюсь, правда, не нуждаюсь. — Я дошёл до двери, потом сделал пару шагов назад. — Как ты только что сказал, мы с тобой братья, а они сёстры, поэтому прошу не очень-то входить во вкус. Как говорится, из небесных сетей ничто не ускользает, у правосудия длинные руки! Да, я, Лань Цзефан, прелюбодей, но это в конечном счёте вопрос морали, а вам как бы не заиграться…
— Ещё учить меня вздумал, — презрительно хмыкнул Цзиньлун. — Тогда не обессудь, церемониться не буду! А теперь катись отсюда!
— Где вы Чуньмяо прячете? — ледяным тоном осведомился я.
— Пошёл ты! — Его злобный крик поглотила обитая кожей дверь.
Я шёл по главной улице Симэньтуни, и в глазах стояли слёзы. На западе сияло солнце, мир играл всеми цветами радуги. За мной увязались двое подростков и пара собак. Я шагал широко, дети за мной не поспевали. То ли посмотреть на мои слёзы хотели, то ли поглазеть на уродливую синюю половину лица. Обогнали бегом, а потом, уставясь на меня, пошли назад.
Проходя мимо усадьбы Симэнь, я даже не взглянул в ту сторону, хотя понимал, что из-за меня родителям долго не протянуть, что я непочтительный сын. Но я и тут не отступил.
На большом мосту дорогу мне преградил Хун Тайюэ. Уже хорошо нагрузившийся, он не вышел — выпал из ресторанчика у моста. Крепкой, как клещи, рукой схватил меня за грудки и заорал:
— Цзефан, сукин сын! Вы меня арестовали, арестовали старого революционера! Верного бойца Председателя Мао, борца с коррупцией! Меня вы арестовать можете, но правду не арестуешь! Настоящему материалисту ничего не страшно, я вас не боюсь!
Из ресторанчика выскочили двое и оттащили его от меня. Из-за застилавших глаза слёз я так и не понял, кто это был.
Я взошёл на мост. Река блистала золотистым светом, словно великая дорога. За спиной раздался громкий вопль Хун Тайюэ:
— Верни мосол, сукин сын!
ГЛАВА 49
Хэцзо чистит нужник в грозу. Избитый Цзефан делает выбор
Под воздействием девятибалльного тайфуна в тот вечер обрушился небывалый ливень. В пасмурную дождливую погоду настроение у меня обычно вялое, сонное, но в тот вечер сна не было ни в одном глазу. И слух, и обоняние предельно обострились; зрение из-за голубовато-белых молний чуть затуманилось, но это не мешало видеть каждую капельку на траве во всех уголках двора и при ярких вспышках замечать цикад, дрожащих от холода под листьями утуна. |