|
— «Ладно, доведём-ка мы с тобой это доброе дело до конца: как говорится, провожаешь, так провожай до дома». Он поднял велосипед и, ведя его и погоняя меня — хотя погонять не было нужды, — вернулся в город к воротам больницы. «Эй, роженица, вот твой велосипед, у ворот оставляю». — «Иа, иа». Снова выбежали несколько человек. «Резвей шагай, Черныш, дружище, — скомандовал хозяин, вытянув меня вожжами по заду. — Шустрее давай, старина…»
У выбежавшей из пристройки Инчунь все руки были в муке. Глаза у неё загорелись, когда она увидела на руках у Ван Лэюнь красавицу-девочку, и она потянулась к ней, приговаривая: — Какая славная… Какая хорошенькая… Такая пухленькая, просто прелесть… Ван Лэюнь передала ей ребёнка. Инчунь взяла девочку на руки, склонилась над ней, стала принюхиваться и прицеловывать, беспрестанно приговаривая: — Какая ароматная… Как от тебя вкусно пахнет… Не привыкший к такому чрезмерному вниманию ребёнок расхныкался. — А ну быстро верни ребёнка! — прикрикнул на неё Лань Лянь. — Глянь на себя: волчица волчицей, любой расплачется. — Ничего, ничего страшного. — Приняв назад девочку, Ван Лэюнь погладила её, побаюкала, та стала плакать всё тише, а потом и вовсе успокоилась. Инчунь с извиняющимся видом отряхивала руки от муки: — Вы уж простите… В таком виде, всю одежду ребёнку запачкала… — Мы все из крестьян, какие тут осуждения, — сказал Пан Ху. — Сегодня специально пришли, чтобы выразить благодарность. Если бы не твоя помощь, брат, трудно представить, что было бы! — Если бы только в больницу доставил, так ведь ещё одну ходку сделал и велосипед вернул, — расчувствовалась Ван Лэюнь. — Все врачи и медсёстры, как один, говорят, мол, днём с огнём не сыщешь такого славного человека, как брат Лань. — Главное, осёл добрый, и бежал быстро, и вёз плавно… — смутился Лань Лянь. — Верно, верно, и осёл добрый, — улыбнулся Пан Ху. — Да ещё такая знаменитость, прославленный осёл, прославленный! — Иа, иа! — Э-э, да он, похоже, человеческую речь понимает, — хмыкнула Ван Лэюнь. — Почтенный Лань, предложи я тебе в подарок что-то ценное, это выглядело бы унижением, да и дружеские отношения полетели бы псу под хвост. — Пан Ху достал из кармана зажигалку и щёлкнул. — Трофейная, у американского «чёрта» взял. Держи на память. — А из другого кармана вытащил отливающий желтизной колокольчик. — А это мне на блошином рынке добыли, подарок ослу. Герой войны подошёл ко мне, привязал колокольчик на шею и потрепал по голове: — Ты тоже герой, получи награду! Растроганный, я тряхнул головой, чуть не плача. — Иа, иа! — Колокольчик ответил переливчатым звоном. Ван Лэюнь вытащила упаковку конфет и стала раздавать детям семьи Лань. Хучжу и Хэцзо тоже досталось. — В школу ходишь? — спросил Пан Ху Цзиньлуна. Тому не дал рта раскрыть бойкий на язык Цзефан: — Нет ещё. — Нужно в школу, учиться надо. В новом обществе, в новой стране молодому поколению, продолжателям революционного дела без грамоты никак нельзя. — Наша семья в кооператив не вступила, мы единоличники, нас отец в школу не пускает. — Что? Ещё единоличники? Такой сознательный человек, как ты, и ещё единоличник? Это что, правда? Почтенный Лань, так и есть на самом деле? — Так и есть! — прозвучал в ответ зычный голос от ворот. |
