Сделав глоток, он откинул голову на спинку и закрыл глаза.

В конце прошлого года он подал в отставку, и у него была смутная надежда, что теперь, когда установился мир, он спокойно может жить и действовать как граф Краухерст, и его следующим шагом должна быть женитьба.

Когда группа его близких друзей — еще шестерых, кто так же, как и он, последние годы работали в тылу врага под началом секретного руководителя, которого они знали как Далзила — решила собраться и организовать закрытый клуб, чтобы защититься от напора хищных великосветских мамаш, Джарвис решил, что это великолепная идея. Клуб «Бастион» и в самом деле доказал свою полезность, облегчив поиски подходящих жен — во всяком случае, для большинства других его участников.

К этому моменту из семи первоначальных членов клуба неженатыми оставались только двое: Кристиан Аллардайс, маркиз Дирн, и сам Джарвис.

У Кристиана, как понял Джарвис, был секрет, который его удерживал. Какая-то причина, по которой, несмотря на то что из всех них он провел больше всего времени в бальных залах и чувствовал себя в этой обстановке комфортнее остальных, он оказался неспособным почувствовать к какой-нибудь леди интерес, даже мимолетный.

В жизни Кристина было нечто, что служило оправданием того, почему он оставался неженатым.

У Джарвиса же не было оправдания. Он хотел жениться, найдя достойную леди, и сделать ее своей графиней. Он намеревался найти невесту еще в феврале, но прошло уже около шести месяцев, а он не добился абсолютно ничего.

Сообщение о поломке мельницы дошло до него, как только он прибыл в Пейнтон-Холл в Девоне, чтобы присутствовать на бракосочетании Деверелла, одного из членов их маленькой компании, и Фиби. В результате, вместо того чтобы провести последнюю неделю в Лондоне в надежде, что среди нескольких великосветских семейств, задержавшихся в столице, он, возможно, найдет свою будущую жену, Джарвис был вынужден поспешить обратно домой.

И в следующие три месяца он вряд ли продвинется в этом направлении.

Осушив бокал, Джарвис заставил себя посмотреть в лицо этому факту, принять его, отбросить в сторону и обратиться к более близким проблемам, где он на самом деле мог что-то сделать.

Мисс Мэдлин Гаскойн…

Он заключил договор с сестрами, но, естественно, оставил для себя путь к отступлению. И этот путь пролегал в расщелине между совместимостью характеров и «красотой». О других критериях, которые Джарвис выставил своим сестрам, окружающие — например, его дорогие сестры — могли сделать собственное заключение, но «совместимость» определялась исключительно им самим.

Он оказался на редкость дальновидным — по всем остальным пунктам Мэдлин подходила.

Ей было, как подсчитал Джарвис, двадцать девять лет или около этого; ее отец умер восемь лет назад, а в то время ей был двадцать один год, — это все, что знал Джарвис. Она, возможно, немного старовата и, несомненно, считает себя окончательно и навсегда оставшейся в девицах, но ему самому уже тридцать четыре, так что ее возраст не может быть препятствием к браку.

Конечно, Джарвис предпочел бы жену, у которой поменьше лет за плечами и которая меньше пережила в жизни, — Бог свидетель, ему самому много досталось. Но маловероятно, чтобы чересчур молоденькая леди привлекла и тем более удержала его интерес.

И, как дочь покойного виконта Гаскойна, Мэдлин, без сомнения, обладала происхождением, требующимся для того, чтобы занять место его графини; здесь невозможно было найти изъяна.

Хотя в условиях Джарвиса не оговаривалось состояние, оно у Мэдлин тоже было; она унаследовала приличную сумму от родственников по материнской линии, и семья Гаскойнов была богатой, так что у Мэдлин, несомненно, было хорошее приданое.

Что касается характера, то Джарвис не мог представить леди более разумную, более спокойную и выдержанную, менее склонную устраивать сцены и впадать в истерику, несмотря на все проделки, с какими она сталкивалась при воспитании братьев.