— Компьютер? — испугался было Энди, но потом опять заулыбался. — С чего бы это? Я не нравлюсь компьютеру? — спросил он, возвращаясь к диванчику.

Уолли шел следом и, когда оба уселись, сказал:

— Речь не о тебе, Энди. Больше всего компьютер боится Тома.

— Какой умница этот твой компьютер, — отозвался Энди и нахмурился, обдумывая услышанное. «Стоит ли рассказывать ли об этом Тому?» — спросил он себя и, нащупав крекер, с рассеянным видом отправил его в рот. — Может, так было бы проще, — произнес он более вразумительным тоном. — Вероятно, нам стоило бы поговорить откровенно, но, с другой стороны, Тому это может не понравиться.

— Мы с компьютером тоже так считаем, — согласился Уолли.

Энди задумчиво жевал крекер.

— Ладно, давай условимся, что нам говорить, — решился он.

Уолли наклонился вперед и обратился в слух.

Энди взял очередной крекер и, тыча им себя в грудь, сказал:

— Итак, запоминай. Я решил, что единственный способ задать компьютеру полную информацию — это рассказать тебе все, как есть. И я рассказал тебе о том, каким образом Том оказался вовлеченным в это ограбление, как его принудили к этому дурные дружки, и все такое прочее. Я рассказал тебе, как он состарился, раскаялся и решил начать честную жизнь, как его выпустили из тюрьмы, как ему нужна пенсия, что эти деньги — последнее средство, которое позволит обеспечить ему безбедную старость, и что мы собрались вместе, дабы помочь ему эти деньги достать. В конце концов — чьи это деньги? Вот что я тебе сказал. Ты усвоил?

— Я усвоил, Энди. — Уолли кивнул. — Но...

— Что «но»?

Уолли очень хотелось сырного крекера.

— Но есть ли в этом хотя бы крупица правды? — спросил он.

Энди беззаботно рассмеялся.

— Я сказал тебе всю правду, Уолли, — ответил он. — За исключением того, что Том, как был убийцей-маньяком, так им и остался.

После того как Эдна невольно обронила фразу «В той машине ехал твой отец!», Миртл целую неделю только об этом и думала. В ее душе внезапно загорелось желание — нет, потребность! — выяснить свое происхождение. Обращаться к матери было бесполезно. После первой невольной вспышки, сопровождавшейся коротким, но энергичным приступом сквернословия, Эдна замкнулась в себе, словно устрица в раковине. Она отказывалась говорить на эту тему сама и запрещала Миртл затрагивать ее. Эдна явно сожалела о том, что столь неосмотрительно приподняла занавес над своим прошлым, и мечтала лишь, чтобы ее невольный порыв как можно скорее канул в забвение.

Но разве можно такое забыть? Миртл обладала цепким умом и вознамерилась выяснить все, что только удастся. Прежде она не знала ничего, но теперь узнает все. Миртл сама удивлялась своему былому безразличию. Она прекрасно знала, что девичья фамилия матери — Гослинг, что впоследствии Эдна носила лишь одну фамилию — Стрит; знала Миртл и о том, что сама она родилась задолго до знакомства матери с мистером Стритом. Миртл знала, но не задумывалась ни над этими вопросами, ни над вытекающими из этих вопросов следствиями. А что теперь?

Теперь она желала знать. Окно в прошлое открылось, и назад ходу нет. Эдна не желает говорить — что ж, найдутся иные пути. Неподалеку жили две престарелые кузины Миртл; одна из них коротала свой вдовий век в доме призрения в Дадсон-Фоллз, вторая, старая дева, всю жизнь провела в своей безземельной усадьбе неподалеку от Норт-Дадсона. На прошлой неделе Миртл попыталась переговорить с ними, но ничего не добилась.