Пригнувшись ко дну и чувствуя поясницей впившиеся в кожу веревку и пояс с грузилами, Дортмундер предпринял попытку отыскать дорогу среди пней. Он двинулся вперед, спотыкаясь о корни и камни (тут были еще и камни), и, вынужденный то и дело сворачивать в сторону, в конце концов осознал, что потерял направление, которое обозначалось словом «вперед».

«Идти вперед» означало «спускаться вниз», не так ли? Оставалось лишь выяснить, где он, этот самый «низ». Стоя в середине крошечного освещенного пятачка, было совершенно невозможно отличить спуск от подъема, уклон — от горизонтальной поверхности.

Куда идти, чтобы добраться до цели? И, что гораздо важнее, куда идти, чтобы вернуться назад? Дортмундер нацелил фонарик на тянувшуюся за ним веревку, но та колыхалась в воде, подчиняясь напору легких потоков и, описывая полупетли, скрывалась во тьме и вновь появлялась из ниоткуда.

Дортмундер поглядел вверх, стараясь определить обратный путь по линии веревки, чуть покачнулся, споткнувшись о что-то еще, на мгновение потерял равновесие, тут же его восстановил, и в этот миг его правая нога выскользнула из ботинка.

Голая ступня сразу погрузилась в холодную мокрую грязь и основательно в ней увязла. Дортмундер потянул ногу вверх и почувствовал, как его стопа коснулась толстого корня и, скользнув под него, намертво там застряла.

Дортмундер быстро наклонился, поводя фонариком из стороны в сторону, чтобы узнать, что произошло с ногой. Неожиданно фонарик ударился о соседний пень, выскользнул из пальцев и пропал.

Темнота. Чернота кругом. Только без паники. Фонарик упал где-то рядом, во тьме. Там же остался и сапог. Там же осталась нога, запутавшаяся среди корней. Только без паники.

Сколько времени он провел под водой? В баллонах воздуха на час. Неужели он торчит здесь уже целый час? И что это за странный привкус появился у воздуха?

Только без паники. Не паниковать.

А что ему оставалось, черт побери?

Ну вот, к примеру. Разве мог он поговорить с этими дураками о том, каково просыпаться в одной постели с женщиной? Нет, они не доросли до таких вещей. Боб знал из богатого опыта о том, что такое укладываться с женщиной в постель. Но ему и в голову не приходило задуматься над тем, каково просыпаться с женщиной, просыпаться утром рядом с другим человеком, женщиной в полном смысле этого слова. Ему было совершенно незнакомо это чувство, охватывающее тебя сразу, как только ты открываешь глаза.

С чем его можно было сравнить? Это было довольно странное ощущение, и не слишком приятное к тому же. И уж никак не плотское. Что-то вроде того, как если бы ты держал в своей комнате крупное животное — овцу, оленя, козу. Впрочем, порой оно больше напоминало лошадь. Оно кашляло и посапывало, почесывалось и бродило по комнате, открывая и закрывая ящики — бледное и бескровное, словно жертва вампира без своей обычной косметики. Словно...

Чудовище! Боб испуганно наблюдал за существом, показавшимся из-под воды. У чудовища была огромная голова ящерицы, длинные, лежащие на спине уши, в змеиных глазах отражался белый лунный свет. Его тело было покрыто чешуей, блестевшей почти как металл. Типичное морское чудовище, никаких сомнений!

Существо направлялось к берегу. Боб следил за ним, часто и глубоко дыша, едва не теряя сознание. Здесь, в вилбургтаунском водохранилище! Прямо как лох-несское чудовище! Прямо как в романе Стивена Кинга! Здесь, у него на глазах!

Около самого берега морское чудовище (озерное? водохранилищное?) вновь нырнуло и исчезло. На его месте остались лишь расходящиеся круги. Боб продолжал смотреть, но чудовище так и не появилось. Ну вот, подумал он, ощущая, как страх уступает место горькому разочарованию, и ведь этого никому не расскажешь. Даже Тиффани.

В особенности Тиффани.