Когда мы уезжали из дома, в глубине прихожей, у стены, прямой как палка, холодно глядя на нас, всегда стоял дворецкий.

- В котором часу мадам вернется сегодня? - неизменно спрашивал он, словно укоряя нас за то, что мы вовлекаем Кармен в опасное для нее приключение и он не уверен, что она возвратится.

- Очень поздно. Не ждите меня.

- Нет-нет. Я буду ждать мадам.

Я чувствовал в этой фразе адресованный нам вызов.

- Этот тип, как видно, очень тебя любит, - говорил Майо. - Но какая у него странная обувь.

- Я знаю его с незапамятных времен. Он был конюхом у Люсьена.

Я вспоминал портье отеля "Резиданс" в Верхней Савойе, где я в первый раз увидел Кармен. Он тоже служил на конном заводе Люсьена Блена в Варавиле. Мир был густо населен бывшими конюхами, которые исправляли при Кармен должность ангелов-хранителей.

Она садилась в машину Хэйуордов, Рокруа, Гита и я - в машину Жоржа Майо. Хэйуорды решали, куда мы едем ужинать, Майо следовал за ними на расстоянии нескольких метров. Останавливаясь на красный свет, мы оказывались рядом, и Кармен делала мне чуть заметный знак рукой.

После ужина надо было пропустить где-нибудь стаканчик, потом еще один в другом месте, потом еще один. Распоряжались всегда Хэйуорды. Нам оставалось только следовать за их машиной через весь Париж. Зеленый свет. Красный свет. И каждый раз едва заметный взмах руки Кармен. И чем дальше бежали ночные часы, тем все больше этот знак казался мне зовом о помощи. Мне хотелось выскочить из машины Майо, распахнуть дверцу машины Хэйуордов и, схватив Кармен, увести ее прочь.

- Как вы думаете, скоро можно будет пойти спать? - спрашивала Гита.

Мы сидели с ней вдвоем на заднем сиденье.

- Неудобно перед Кармен нарушать компанию, - говорил Рокруа.

Иногда Майо приезжал в Париж вместе со своей женой-итальянкой, намного моложе его. Она сопровождала нас в этих ночных скитаниях, но, как и Гита, вскоре начинала проявлять нетерпение.

- Можно мне вернуться в отель, Жорж? - робко спрашивала она.

- Конечно, дорогая... конечно...

- Я не привыкла... Я сплю на ходу... Извинись за меня перед твоими друзьями.

Она была прекрасно воспитана и говорила по-французски без малейшего акцента. Рокруа рассказал мне, что она происходит из очень знатного римского рода и в девятнадцать лет с первого взгляда влюбилась в Майо.

- Довезти тебя до отеля, дорогая? - спрашивал Майо.

Тогда Гита набиралась смелости.

- Я тоже выдохлась. Больше не могу...

- Ну что ж... Тогда лучше возвращайся домой, - говорил Рокруа.

- Высадите нас у первой стоянки такси, - просила Гита. - Я довезу Дорис до ее отеля.

Майо останавливал машину, и мы высаживали обеих. А потом он прибавлял скорость или просто ехал на красный свет, чтобы догнать машину Хэйуордов. Сердце мое учащенно билось. Что, если они нарочно от нас удрали? Я боялся, что никогда больше не увижу Кармен.

- Они обе скисли, - говорил Майо. - А вы, Жан? Еще держитесь? Может, высадить вас где-нибудь?

Он добродушно подтрунивал надо мной. Он догадывался, что я влюблен в Кармен.

- Ну вот, - вздыхал Рокруа, - теперь мы и впрямь последнее каре.

Казалось, он и Майо не без некоторой грусти смирились с тем, что входят в "последнее каре". Впереди машина Хэйуордов указывала нам путь. Зеленый свет. Красный свет.

Я был влюблен в женщину, которая делала мне знак рукой, а может, призывала меня на помощь, но я еще не понимал, что имел в виду Рокруа, употребляя выражение "последнее каре".

3

А в те вечера, когда не приходили ни Хэйуорды, ни Рокруа, ни Гита, ни Жорж Майо, я ждал один. Сначала на фоне неба, еще светлого, выделялись листва деревьев, верхушка Эйфелевой башни и садовая решетка, а потом становилось совсем темно. Кармен просыпалась, она включала в своей спальне проигрыватель - благодаря усовершенствованной системе акустики, музыка была слышна во всей квартире.