Луч прожектора гаснет. На сцене – гостиная в доме Канта. Справа – окно, дверь в прихожую. Слева – другое окно, дверь на кухню. За окнами – утренний свет. Прямо – закрытая двустворчатая дверь в комнату хозяина. Посреди гостиной – стол. На столе – подсвечник со свечами, которые забыли потушить. Возле стола – стулья. На одном из них, опустив голову, сидит Лампе. Из прихожей появляются Краус и Гиппель. Лампе встает им навстречу.

Краус /печально/. Сидите, сидите, Лампе… Нам все известно.

Лампе /двигается и говорит, как во сне/. Да, господа… /Непослушными пальцами пытается погасить свечи в подсвечнике./

Краус. На улице встретили вашу кухарку… Хотели спросить, как он спал, а узнали…

Лампе. Да, да… господа…

Гиппель. Лампе, как это было?

Лампе /с трудом собирается с мыслями/. «Как это было?» Вчера мой хозяин весь день бушевал и метался в постели… С кем-то спорил… и рвался к столу – к своим книгам… А когда я давал ему пить, – обращался ко мне… но, скорее всего, принимал за другого… Он даже собрался бежать… Я едва его уложил… Потом успокоился, и я думал, что он засыпает… Но все повторилось… Под утро я задремал… А проснулся… увидел, мой Кант, господа… /Сдерживая слезы./ Отправил кухарку за лекарем… Только зачем ему лекарь теперь…

Лампе удаляется на кухню. Гиппель хочет открыть дверь в комнату Канта.

Краус. Стойте, Гиппель, дождемся врача.

Гиппель. Я не в силах поверить!

Краус /печально/. От этого никому не уйти.

Гиппель. Мне страшно! Представить себе не могу, что его больше нет!

Краус. Что ж… Время подумать и о церковном обряде.

Гиппель. Кант не очень-то в этом нуждался… – видел в церкви лишь утешение для беспомощных душ…

Краус. И узду для – неистовых.

Из кухни появляется Лампе, неся поднос со стаканом чая.

Краус /кивает в сторону Лампе/. Смотрите, он – как во сне. /Мягко обращаясь к Лампе, указывает на поднос./ Лампе, это вы… – для него?

Лампе. /Словно очнувшись, подходит к столу, опускает поднос./ Извините… Понять не могу, что – со мной… В этот час он всегда обращался ко мне со словами: «Лампе, будь добр… сооруди мне чайку.» Это, – как утренний колокол… Что теперь будет? Как мне жить, если больше уже не услышу: «Лампе, будь добр… сооруди мне чайку.» /Беззвучно рыдает./

Гиппель. Лампе, это несчастье объединяет всех нас…

Лампе. Да, да…

Краус. Вот и доктор!

Из прихожей появляется Врач. Лампе механически помогает ему снять плащ, принимает из рук баул.

Врач /с порога/. Печальное утро, господа. Кухарка мне только что сообщила… Не думал, что это случится сегодня… Вчера он был чем-то встревожен, метался в бреду… Однако потом успокоился, даже уснул… Простить себе не могу, что не был с ним до конца! Теперь извините… Я должен взглянуть. /Приближается к двери в комнату Канта, приоткрывает ее, вздрагивает, распахивает обе створки./

Через открытый проем видна залитая утренним светом часть комнаты: край постели, заваленный бумагами письменный стол, в кресле за столом – Кант, в белой рубахе, весь точно светящийся изнутри.