Урирун оставила Мрака заботам конюхов и стремительным шагом бросилась в свои покои. При каждом её шаге позвякивали шпоры и поблёскивали голенища начищенных ботфорт. Слуги предупредительно распахивали перед нею двери, пока наконец она не достигла своей опочивальни.

Сбросив плащ и перчатки, Урирун достала из-под подушки маленький портрет светловолосой принцессы и долго созерцала его влажным от слёз взором. На обороте портрета было начертано имя: «Виви». Убедившись, что ничей любопытный взгляд не следит за ней, Урирун расцеловала голубоглазое личико, а следом за ним и имя – да, несерьёзное, детское, наивное, но самое драгоценное на свете, крепко проросшее корнями в её сердце.

Потом Урирун бродила по берегу пруда в королевском парке. Уголки её губ были уныло опущены: «Она считает меня скучной занудой». Всё, чему её учили наставники, разбивалось о светлый звонкий смех Виви; все эти уроки королевских манер – пустая чушь, никому не нужная и лишняя ерундистика... Искренняя, милая простота светлой принцессы – вот тот недостижимый идеал, который Урирун тайно лелеяла в своём сердце. С младых ногтей её учили сдержанности; никому не показывать своих истинных чувств – вот высшее искусство, которым обязана владеть каждая правительница Ночи. Это внушали ей с детства, и она верила в науку светского обхождения. Но Виви внесла в её душу сладкий беспорядок.

«Почему я не могу просто сказать ей это?» – размышляла принцесса Ночи, отбросив наскучившие учебники. В учёбе она была прилежна, но сейчас решительно не могла сосредоточиться на науках. Перед её мысленным взором стояла Виви – дразнящая, смеющаяся, ослепительно светлая.

Королева пригласила её в свои покои для серьёзного разговора. Отблески пламени камина играли на её седых волосах, и печальная торжественность проступала в каждом её движении. Они были похожи как две капли воды – как один человек в разных возрастах.

– Урирун, подходит к концу твоё ученичество, – промолвила королева. – Вскоре тебе предстоит сменить меня на престоле. Я надеюсь, ты с должной серьёзностью осознаёшь важность этого шага.

– Да, ваше величество, – проговорила Урирун.

– Ты вступаешь в новую эпоху своей жизни – эпоху зрелости, – продолжала правительница. – Юношескую горячность следует оставить позади: эмоции – не лучший советчик в государственных делах. На этой стезе следует руководствоваться трезвым рассудком.

– Я знаю это, ваше величество, – сказала Урирун с почтительным поклоном.

– Это хорошо, дитя моё, – кивнула королева. – Но при всей важности роли разума, о чувствах тоже не следует забывать. Скажи, в твоём сердце поселилась любовь?

Бледные щёки Урирун снова покрылись румянцем. Белая лошадка, смеющиеся глаза, золотой мотылёк... Но её уста смыкала печать трепещущей тайны, и принцесса смущённо промолчала. Королева проницательно улыбнулась.

– Что-то мне подсказывает, что за твоим молчанием стоит большое чувство. Но я не хочу настаивать и давить: не хочешь – не рассказывай. Позволь дать только один совет: береги это чудо.

С этими словами королева поцеловала наследницу в лоб и величественным жестом руки дала знать, что аудиенция окончена. А Урирун, благодарная царственной сестре за деликатность, поспешила вернуться в свои покои – к размышлениям и сладким сердечным мукам.

Спустя несколько дней она вновь каталась верхом неподалёку от границы. Сердце ей подсказывало, что Виви должна быть там... И предчувствие не обмануло: светлая наездница красовалась на своей белой лошадке среди цветущего луга.

– Желаю здравия, ваше высочество, – поклонилась Урирун, скомкав в тесную шкатулочку светской учтивости весь трепет своей невысказанной нежности.

– А, это снова вы, госпожа зануда, – усмехнулась дневная принцесса.