Кажется, они требовали, чтобы достроили какие-то их дома.
– Было, помню, – кивнула подружка, разливая остатки мартини. – А потом оказалось, что на каждого инвестора приходятся десятки квартир. То есть все они – игроки. И сейчас все они так же, как и правительство Москвы, сольют все свои активы, переполняя и без того перенасыщенный рынок еще бесконечным количеством никому не нужных метров в недостроенных или даже достроенных домах.
– Грустно, девушки, – обреченно кивнула я.
Мы принялись с удовольствием обсасывать тему, насколько же мы теперь «бедные-несчастные».
– Очень, очень несчастные, а главное, бедные, – кивала Динка. Мы, конечно же, были уже совершенно пьяны, насколько это было возможно в нашем положении и с одной бутылки мартини. – Особенно я, бедная, как я буду доставать двадцать штук?
– Может, твои кредиторы подождут?
– Ага. Пару дней, – усмехнулась Динка. – Особенно наш главврач, просто кладезь терпения!
– Утро вечера мудренее, – попыталась успокоить я подругу.
– Конечно, – мрачно усмехнулась Динка и завалилась спать.
Однако ни это, ни какое-либо другое утро не принесло нам ни облегчения, ни надежды. Оказалось, что Динка, допустившая просчет в отношении вложения денежных средств, во всем остальном была удивительно проницательна. Видимо, так всегда и бывает. Пока мы говорим о чем-то абстрактном, все рисуется правильно, как должно быть и как будет на самом деле. Прогнозы рынка ценных бумаг, цены на хлеб, перспективы разделения Сербии и Черногории… Все, что угодно, если оно никак не касается нас самих. Но как только дело доходит до нашего собственного кармана, мы вполне способны поверить, что какой-то особо добрый и особо глупый джинн сделает из одной нашей денежки пять. Или двадцать пять. Отдаст все нам и ничего не попросит для себя. А самое главное, что нам не придется трудиться над этим превращением ни минуты. Достаточно только закопать монеты на поле чудес в Стране дураков, как наутро само собой вырастет денежное дерево. Как и чем закончились подобные капиталовложения для Буратино, известно всем, но никогда и никто не готов узнать в этом деревянном дурачке себя.
– И я. И я не готова! – била себя пяткой в грудь Динка, когда ее любимый главврач настоятельно потребовал обратно свои семь тысяч долларов, одолженных Динке под проценты.
– Деньги может потерять каждый, – анализировала ситуацию я. – А вот получают их те, кто работает над этим лично. Например, я уверена, что организаторы этого вашего фонда сейчас живут в полнейшем шоколаде где-то на Кипре или на Канарских островах.
– Убью. Еще слово, и уничтожу, – рычала на меня Динуля.
Но проходил час, два, и мы все равно снова возвращались на круги своя и принимались мусолить подробности происшедшего. И то, что теперь, по всей вероятности, эти проходимцы, прикарманившие Динкины деньги, как раз и накупят себе квартир в Москве, которые скоро будут стоить просто смешные деньги.
– Их бог накажет, – утешала я подругу, хотя, по-честному, и я, и сама Динка понимали, что в принципе во всем виноваты мы сами. Никто нас за карман не тянул и в наш кошелек не влезал. Вернее, в ее кошелек. Потому что все-таки моих денег там никогда не было. Мои деньги все были у Кости. И никаких шансов, что он отдаст их в фонд помощи Дины Дудиковой, в общем-то, не было. Единственное, что Костя мог сказать, так это «я же предупреждал». К сожалению, на этот раз он был бы совершенно прав. Потому что через месяц после обрушения Динкиного фонда ситуация стала принимать самый зловещий оборот. Все самые мрачные прогнозы Динкиного воспаленного воображения стали сбываться. |