Мысли. Радость от того, что они еще есть. Замечательный триумф. Вот если бы он еще смог сложить воедино все куски, особенно отсутствующие. Хотя можно подождать. Вначале он должен отыскать какие-нибудь воспоминания.

  Бабушка. Ну, по крайней мере, старушка. Допущения могут быть опасными. Вроде бы одна из ее поговорок? Как насчет родителей? Да, насчет них? Попробовать вспомнить - трудно ли это? Его родители. Не особенно впечатляющая пара. Непонятные в своей простоте... он всегда гадал, не скрыто ли в них что-то большее. Так должно было быть, а? Тайные интересы, подавленное любопытство. Неужели мать искренне волновало, что сегодня наденет вдова Третьях? Неужели это было пределом ее интереса к миру? Бедная соседка владела всего-то парой туник и платьем до колен, все из простого полотна. Как и подобает женщине, чей муж лежит в песках Семиградья - за монетки на глазах мертвеца в мире живых много не купишь, правда? А тот старик с нижней части улицы, пытавшийся за ней ухаживать... он просто вспоминал былую прыть. Не нужно было насмехаться, мама. Он делал что мог. Мечтал о счастливой жизни, мечтал пробудить хоть что-то в тусклых глазах вдовы.

  Да, пустой мир без надежды.

  И если отец имел привычку без конца насвистывать песенку, иногда прерываясь, отвлеченный мыслью - или, скорее, совершенно пораженный самим фактом ее наличия - что же, человеку в годах есть о чем подумать, не так ли? Кажется, так. Если он сгибался в толпе, не встречаясь ни с кем глазами - что же, многие мужчины забыли, что значит мужество. А может, никогда не знали. Так это его родители? Или чужие?

  Откровения шлепались одно за другим, настоящий оползень. Сколько ему было? Пятнадцать? Улицы Джакаты вдруг сузились перед внутренним взором, дома съежились; здоровенные мужики из квартала стали хвастливыми пучеглазыми комарами.

  Но был совсем другой мир... где-то, снаружи.

  "Бабушка, я видел в твоих глазах блеск. Ты выбивала пыль из золотого ковра, раскатывала передо мной. Ради моих крошечных ножек. Совсем иной мир вовне. Называемый "учением". Называемый "знанием". Называемый "магией"".

  Корни и личинки и скрученные пучки чьих-то волос, маленькие марионетки, куклы с вязаными личиками. Нити из кишок, связки бинтов, кривые когти ворон. Знаки на глиняном полу, пот, капающий со лба. Глина была мучением, язык горел от зализанного стило, и как трепетали свечи, как суетились тени!

  "Бабушка? Ты видишь мальчика, который сам себя растерзал? В его плоть впивались зубы, и эти зубы были его. Снова и снова. Они кусали и кусали. Терзая, вызывая мучительную боль и ярость. Он падал с дымного неба. И взлетал снова, новые крылья, хрустящие суставы. Скользящий кошмар.

  Ты не можешь вернуться. Не после такого.

  Я касался своей слабой плоти, и она была зарыта под трупами, и вязкая кровь текла вниз. Я был залит кровью. Ну, то есть тело, которое я привык считать своим. Назад пути нет.

  Мертвые ноги шевелятся, обмякшие лица поворачиваются, пытаясь глядеть - но не я был тем грубияном, что стащил их сюда. Не надо обвинять меня мертвыми взорами. Какой-то глупец сошел вниз, сюда... может, моя мокрая кожа излучала тепло, но ведь это было лишь тепло остывающих трупов.

  Я не вернулся. Ничего подобного.

  Отец, если бы ты только знал, что я видел. Мать, если бы ты открыла сердце, чтобы благословить бедную вдову из соседней двери.

  Вы объясните глупцу? Это был курган из трупов. Они собирали нас. Друг, тебя вмешиваться не просили. Возможно, они тебя не заметили, хотя не понимаю почему. Твое касание было холодным. Боги, таким холодным!

  Крысы, крадутся все ближе, вынюхали в воздухе мои куски.