Когда я поймал себя на том, что наблюдаю, как её губы окружают соломинку, я почти съёжился от внезапного эротизма.
— Ну, как прошла твоя прогулка? — спросила она.
— Великолепно, Мэри. Я уверен, что обошёл почти весь город.
— А в доках ты был?
— Да, и в доках я тоже прогулялся.
— Не расстраивайся, если рыбаки были не слишком дружелюбны, — добавила она.
— Вообще-то, мой друг мистер Гаррет предупреждал меня об этом, но на самом деле я почти и не видел их.
— Это потому, что они… как это слово? — кончик пальца коснулся её рта. — Собственники.
Это показалось мне любопытным.
— Собственники? Что ты имеешь в виду?
— Они не любят чужаков, Фостер, — продолжила она. — Чужаки не должны шнырять в нашей гавани, они должны оставаться на расстоянии. Мы не отправляем свои лодки в Рокпорт или Глостер. Почему им тогда должно быть разрешено посылать свои сюда?
Теперь, кажется, я начал понимать; это был территориализм, о котором с такой горечью рассказывал Ондердонк. «Чужак» из другого портового города мог легко заметить, где рыбацкие лодки Иннсвича забрасывают сети, а также их расписание.
— Кажется, это справедливо, — сказал я, — и я рад, что рыбная промышленность твоего города процветает. Я только надеюсь, что у тебя тоже всё хорошо, Мэри.
— У меня? Да всё в порядке. Я сразу стала получать больше с новым законом «O минимальной зарплате», и с тех пор, как мне исполнилось двадцать пять, я стала ежемесячно получать дивиденды от Городского Совета.
— Городской… Совет? — я вяло усмехнулся. — Это звучит немного социалистично.
— Они занимаются распределениям прибыли города для жителей, которые работают и вносят свой вклад в местную экономику, — объяснила она. — В основном это связано с рыбной ловлей. Я вот получаю дивиденды уже три года, и каждый год процент немного растёт. — Затем она понизила голос и продолжила почти шёпотом: — Стыдно признаться, но у нас в доме даже нет настоящей мебели, но в этом году, благодаря Совету, я смогу её купить.
От этих слов у меня упало сердце, и я вспомнил, как побывав у нее дома, увидел самодельные вещи, которые бедность Мэри заставляла ее использовать в качестве мебели.
— Ты сильная женщина, Мэри, воспитывающая одна своих детей, заботящаяся о больном брате и отчиме. Твоя стойкость поражает. Должен признаться, сегодня я познакомился с твоим сыном Уолтером. Он замечательный парень.
Моё признание, казалось, напугало её.
— Ты… был у меня дома?
Теперь мне пришлось тщательно подбирать слова:
— Не совсем. Я просто проходил мимо, возвращаясь от киоска барбекю, вверх по дороге…
Она запнулась.
— И… ты встретил… Уолтера?
Её настороженный вид заставил меня чувствовать себя неуютно.
— Да, действительно. Какой трудолюбивый молодой человек. Он практиковался — довольно ловко — в стрельбе из лука. Я только пару минут поговорил с ним.
— Но ты… не видел моего… отчима?
— О, нет, нет. Я просто проходил мимо, — повторил я. — Мне очень понравился Уолтер, но я не видел других твоих детей. У тебя же их восьмеро, верно?
— Да, они маленькие. Они, наверно, спали.
— Несомненно, в такой-то жаркий день.
Соблазн одолевал меня: просто взять и выписать чек на $5000, и отдать ей на новый дом с настоящей мебелью, чтобы облегчить её тяжёлую жизнь.
Но я побоялся того, как она может воспринять это в данный момент…
— Надеюсь, ты не очень разочаруешься во мне, Мэри, но обстоятельства вынудили меня нарушить моё обещание, данное тебе, — продолжил я. |