Грех это или нет, но я хихикнул из-за его нелепой смерти и счёл пятна его серого вещества на своей рубашке уникальным знаком чести.

Остальная часть дороги к дому была свободной.

Там, где я ожидал встретить грозное сопротивление, на деле оказались лишь пара сельчан. Приземистый дом теперь виднелся в конце света фар.

— Это было слишком просто, Уолтер, — крикнул я. — И это меня очень беспокоит. — Я заглушил мотор и выскочил из машины. — Мы должны поспешить за твоей матерью. На шум машины и выстрелы скоро придут другие…

Я подбежал к кузову машины, чтобы помочь спуститься Уолтеру, но…

О, Боже мой, нет…

Единственными предметами там был самодельный лук мальчика и канистра с бензином.

Я посмотрел в сторону, откуда только что приехал, но не увидел и не услышал там ничего.

Как я мог позволить этому случиться? — осудил я себя. — Они забрали его…

4

Полчаса отчаянных поисков в лесу не дали мне никакого положительного результата, а более продолжительные поиски только поставили бы под угрозу возможность спасти Мэри и её нерожденного ребёнка. Поэтому я поплёлся обратно в лачугу, поросшую плющом, как человек, идущий на виселицу. Что я скажу Мэри? Её сын был похищен и, скорее всего, уже мертв, и всё это под моим присмотром…

Совершенно нормальный звук сверчков последовал за мной обратно внутрь, но затем раздался другой звук, который отвлёк мою всепоглощающую музу отчаяния.

Звук детского плача.

Я вынырнул из чернильного мрака фойе в освещенную свечами комнату, где звук детского плача приковал мой взгляд к груде, которая была матрасом.

— Мэри!

Она сидела там с измученной улыбкой, выпрямившись среди самодельных подушек. На руках у неё лежал новорожденный младенец, завёрнутый в простыни.

— У меня начались схватки сразу после твоего ухода, — сказала она. — А потом он родился всего несколько минут спустя, — она повернула младенца, чтобы я увидел.

Чудо, — подумал я. Он был так же прекрасен, как любой другой младенец, которого я когда-либо видел. В тот момент, когда он обратил на меня внимание, он успокоился и посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Видишь, ты ему нравишься, Фостер. Один твой вид успокаивает его, — Мэри медленно покачивала ребёнка.

— Какое чудо, — прошептал я. — Мне жаль, что меня не было рядом, когда он родился.

— С каждым разом становится всё легче, — сообщила она. — В этот раз было почти не больно, — она посмотрела с надеждой на меня, её глаза блестели при свете свечей. — Мы должны дать ему имя прямо сейчас на случай, если…

На случай, если мы умрём, пытаясь сбежать, — мысленно закончил я за неё.

— Я хочу назвать его Фостер, — сказала она.

Я потерял дар речи, слезы навернулись на мои глаза.

Затем ее взгляд стал твёрдым, как гранит.

— Они не получат его. Только через мой труп…

Радость от этого известия взыграла в моём сердце, но затем обрушилась на самые стигийские глубины.

Она всё ещё не знала, что Уолтер ушёл.

— Мэри, я… я…

— Я так люблю тебя, Фостер, — перебила она меня, заплакав. — Я хочу выйти за тебя замуж. Я хочу провести остаток своей жизни рядом с тобой и растить этого ребёнка вместе с тобой… и заниматься любовью с тобой каждую ночь…

Эти слова были для меня дороже всего на свете и только глубже втянули мой дух в бездну чёрной истины.

— Ты, я и Уолтер, — говорила она, кормя ребёнка грудью.