Первое, что он сделал, вынырнув на поверхность и смахнув с глаз мокрые волосы, — это задрал голову, чтобы посмотреть вверх. Глаза его тут же расширились от ужаса, ибо оттуда летел, вращаясь на лету и увеличиваясь с каждым мгновением, Леденец. Казалось, он падает прямо на Риваса.

Собрав остаток сил, Ривас лихорадочно поплыл к берегу. Поднятый им плеск тут же заглушил увесистый шлепок — Леденец врезался в воду в паре футов за его спиной, и поднятая его падением волна накрыла Риваса с головой, снова выбив то немногое количество воздуха, которое он успел набрать в свои контуженные легкие.

Пробежав над ним, волна разбилась о массивные бетонные колонны, судя по всему, поддерживавшие все это вывешенное над водой здание. Между колоннами были натянуты старые сети и гамаки; с дюжину раскачивавшихся в них ребятишек смотрели на Риваса с неподдельным ужасом. Даже полуоглушенный Ривас обратил внимание на то, что все они были лысые, а подплыв ближе, заметил на их шеях характерные складки, а между пальцами ног — полупрозрачные перепонки. С громким плеском, гулко отдававшимся эхом в колоннах, он поплыл к ближайшей незанятой сети, врезался в нее и тут же развернулся лицом к продолжавшим разбегаться кругам воды. Левой рукой он выхватил нож и расслабился, позволяя сжавшимся от напряжения легким расправиться.

Смогу ли я убить его? Придется, подумал он. Вопрос только в том, способен ли я еще на такое.

До него дошло, что лицо его мокро не только от воды, и он, не выпуская ножа из здоровой руки, ощупал ею голову. На макушке обнаружилась длинная глубокая ссадина, словно он пытался расчесать волосы на прямой пробор, пользуясь для этого ножовкой. Он вздрогнул при мысли о том, что скорее всего не ощущал бы уже ничего, придись попадание на дюйм‑другой ниже. Опуская руку, он заметил, что нож испачкался в крови. Ограничится ли все только этой кровью?

Наконец ему удалось сделать глубокий вдох. Что ж, хоть дышать ты можешь, подумал он. Вот только долго ли это продлится? С ясностью, которой он даже не ожидал от своего воображения, он увидел, как его рука делает выпад ножом, целясь старику в горло, ощутил, как лезвие вспарывает сопротивляющуюся плоть, увидел, как безжизненное тело опрокидывается обратно в воду и вокруг него расплывается темное пятно, увидел круглые глаза ребятишек...

Медленно‑медленно, почти машинально он сунул нож обратно в ножны и опустил рукав.

Взгляд его оставался прикованным к тому месту, где вода продолжала кипеть всплывающими пузырьками. Он ощущал себя совершенно спокойным — и не только от усталости. Он вспомнил свое нападение на Найджела со спины пять дней назад и то встревоженное выражение, которое появилось у Найджела на лице за мгновение до того, как дубинка Риваса размозжила ему лоб.

Пузыри почти исчезли, и на их месте снова катились длинные, ленивые волны... и Ривас вдруг с облегчением понял, что старый Леденец больше не всплывет. Что ж, подумал он, это был прыжок так прыжок, а он все‑таки старик... как знать, может, он и плавать‑то не умел. Может, он просто хотел размозжить мне башку своим башмаком, прежде чем утонуть...

И все из‑за Найджела. Тьфу.

Вдруг он вспомнил про баржу, которую видел несколько минут назад. Боже мой, подумал он, отцепляясь от сети, мне же надо увидеть, куда она причалит! Убедиться, правда ли Сойеров «храм в городе‑побратиме» и есть Дворец Извращений. Он огляделся по сторонам, увидел в тени за колоннами лестницу и поплыл к ней.

На бетонных обломках у стены сидели несколько человек, а рядом покачивалась на волнах узкая лодка. Совершенно очевидно, они промышляли спасательными работами, и если бы сверху свалились еще несколько человек, они наверняка выгребли бы за ними. Однако, скользнув лишенными выражения взглядами по Ривасу, они явно решили, что он не стоит хлопот, так что, когда он начал подниматься по скользким каменным ступенькам, единственным препятствием ему была его собственная слабость.