Он благосклонно улыбнулся присяжным и обратился к Алексу:

— Мистер Редмэйн, пригласите вашего первого свидетеля.

— Благодарю вас, милорд, — сказал Алекс, вставая. — Я вызываю мистера Фрейзера Манро.

Войдя в зал суда, Манро первым делом улыбнулся подсудимому — Дэнни. На поверенном были черный фрак, брюки в тонкую полоску, белая рубашка со стоячим воротничком и черный шелковый галстук. Он коротко поклонился судье и принес присягу.

— Будьте добры, назовите свой род занятий для занесения в протокол, — попросил Алекс.

— Я стряпчий Высокого суда Шотландии.

— Могу ли я сообщить, что вы бывший президент Шотландского общества юристов?

— Да, сэр.

Дэнни про это не знал.

— Мистер Манро, не могли бы вы объяснить суду, что связывает вас с подсудимым?

— Разумеется, мистер Редмэйн. Я, как до меня мой отец, имел удовольствие состоять поверенным первого баронета, сэра Александра Монкрифа.

— Вы также состояли поверенным и сэра Николаса Монкрифа?

— Состоял.

— У вас были какие-нибудь основания полагать, что лицо, посетившее вас после своего выхода из тюрьмы Белмарш, не было сэром Николасом Монкрифом?

— Нет, сэр. За последние двенадцать лет я видел сэра Николаса всего один час. Человек, вошедший в мой кабинет, не только выглядел как сэр Николас, но и носил ту же одежду, что тот при нашей последней встрече. Он имел при себе мои письма к сэру Николасу и ключик на серебряной цепочке, который его дед мне показывал много лет тому назад.

— Если поверить прошлое настоящим, у вас ни разу не возникало подозрение, что человек, выдающий себя за сэра Николаса Монкрифа, на самом деле является самозванцем?

— Ни разу. Он располагал к себе во всех отношениях.

— Могу ли я утверждать, мистер Манро, что после ареста Картрайта попечение об имуществе Монкрифов легло на вас?

— Совершенно верно. Должен, однако, признаться, что с повседневными обязанностями, из этого вытекающими, я справляюсь не столь блестяще, как Дэнни Картрайт.

— Можно ли утверждать, что в финансовом отношении это имущество находится в лучшем состоянии, чем пребывало ряд лет?

— Несомненно.

— Я искренне надеюсь, мистер Манро, — перебил судья, — что вы не хотите сказать, будто это смягчает тяжесть предъявленных обвинений?

— Нет, милорд, не хочу. Но с ходом лет я обнаружил, что черный и белый цвета редко встречаются в чистом виде. Лучше всего, милорд, я могу резюмировать эту мысль, сказав, что для меня было честью служить сэру Николасу Монкрифу и удовольствием — работать с мистером Картрайтом. И тот и другой — крепкие дерева, хотя и взросли на разной почве. Но тут, милорд, ничего не поделать: все мы каждый по-своему платим за то, что мы от рождения — узники крови, которая течет в наших жилах.

— Присяжные наверняка обратили внимание, мистер Манро, — продолжил Алекс, — что вы относитесь к мистеру Картрайту с немалым уважением. И в свете этого им, возможно, будет трудно понять, как такой человек пошел на столь гнусный обман.

— На протяжении последних шести месяцев, мистер Редмэйн, я постоянно размышлял над этим и пришел к выводу, что им наверняка двигало одно-единственное желание — исправить куда большую несправедливость, которой…

— Мистер Манро, — оборвал его судья суровым тоном, — вы прекрасно знаете, что здесь не время и не место выражать свои личные чувства.