Она похлопала по мягкому сиденью под ней, самодовольно улыбнувшись, так как сидеть на подушках было гораздо приятнее, чем на твердых лавках в покоях Уоррика. Да, у него было два окна, а в ее комнате только одно, и стекла у него были дорогие, а у нее стекло было разбито во время одной из недавних осад.

Вместо стекла на окне тонкая промасленная ткань, через которую едва можно что-либо видеть. Но ткань была натянута не туго и трепыхалась на апрельском ветру, и Ровена время от времени могла видеть дорогу, извивавшуюся в направлении к сторожке у ворот. Дорога была пустынна, на ней лишь изредка появлялся какой-нибудь странствующий торговец со своей повозкой; но это ее не интересовало.

Это башенное окно было разбито уже не первый раз. Когда ей было девять лет, она сама случайно разбила его и стекло не вставляли почти два года. Окно выходило на выступающую вперед часть замка, которая была ниже башни на один этаж. На верхнем этаже размещалась часовня, и ее крыша располагалась шестью футами ниже башенного окна.

Однажды, еще до того, как окно застеклили, Ровена выпрыгнула вниз, приземлившись прямо на зубчатую стену футом шириной, затем соскочила вниз еще на три фута на крышу часовни.

Она сделала это из баловства, решив напугать молодую девушку, которая стояла внизу. Затея удалась. Перепуганная девушка побежала к Анне с криком, что Ровена разбилась до смерти, выпав из окна. После этого Ровену крепко отругали и заперли в комнате. Тогда ей хотелось умереть.

Она улыбнулась своим воспоминаниям и слегка похлопала себя по выпуклому животу. Ее дочь никогда не совершит подобной глупости, по крайней мере ей не даст это сделать металлическая решетка которую Ровена установит на окно. Но сейчас Ровена хорошо понимала испуг и гнев своей матери. Она могла бы разбиться насмерть. Один неверный шаг, и она бы свалилась…

— Предаемся мечтаниям, моя госпожа?

Ровена замерла. Этого не может быть. Но она повернулась, и вот он, Гилберт, в дверях ее комнаты, закрывает за собой дверь и направляется к ней.

— Как вы прошли через ворота?

Он засмеялся:

— Это было легко. Сегодня день, когда пускают торговцев, они прибывают из города, чтобы соблазнить своими товарами ваших дам и заставить их расстаться с несколькими монетами. Так что сегодня я — торговец. Это армии трудно проникнуть через ворота, а одному человеку — сущий пустяк.

— Так у вас все еще большая армия?

Вопрос заставил его прекратить самодовольное хвастовство.

— О, нет! Пресвятая дева Мария! — воскликнул он, подойдя ближе и увидев ее округлившиеся формы. — Так, значит, все получилось?

Он посмотрел на нее оценивающим взглядом, и она прямо-таки физически ощутила, в каком направлении пошли его мысли.

— Вы не будете заявлять, что это ребенок Лайонза. Я буду это отрицать, да и Уоррик де Шавилль все прекрасно понимает.

— Правильно, — проворчал он. — Это он овладел тобой.

— Вы отдали меня ему, — воскликнула она в ответ. — Или вы забыли, что это была ваша идея и ваша жадность?

— Замолчи, — прошипел он, нервно оглянувшись на дверь. — Не имеет никакого значения, чей это ребенок, если я смогу воспользоваться им.

Ровена широко открыла глаза.

— Вы все еще думаете, что можете претендовать на Киркборо? Как вы можете?

— Я вынужден так делать. У меня нет ничего другого. Особенно теперь, когда этот негодяй взял в осаду мою последнюю крепость. Мне некуда идти, Ровена.

Она видела, что он хочет, чтобы она поняла его и даже посочувствовала ему. Ровена подумала, уж не свихнулся ли он из-за того, что Уоррик так безжалостно преследует его. Или отчаяние может такое сделать с человеком?

Она подозрительно прищурилась и спросила:

— Ведь не из-за этого же вы явились сюда, Гилберт? Вы же ничего не знали о ребенке.