— Вы лучше поторопитесь, госпожа, — раздался за ее спиной голос Бернарда. — Он в таком настроении, что не станет ждать долго.

Не оборачиваясь, она ответила:

— Вы думаете, меня это волнует? Значит, ему придется спуститься сюда еще раз, чтобы увести меня. Мне в любом случае придется столкнуться с его гневом. И те наказания…

Интересно, как унизят ее на этот раз за неповиновение ему в коридоре, за то, что она убежала от него и досадила ему здесь. Он что-то сказал о том, что она будет его умолять? Или еще что-то похуже? Вряд ли. Что может быть хуже, чем умолять об удовольствии человека, которого она презирала?

— Вы порочная женщина. Разве можно быть такой неблагодарной за его щедрость?

Ровена поперхнулась куском говядины. Когда кашель стих, она обернулась и одарила яростным взглядом молодого человека, сделавшего такое оскорбительное заявление.

— Какая щедрость? — переспросила она требовательно.

— Он кормит вас после того, как кухня была закрыта на ночь. Ранее этого никогда не случалось. Даже господин Блауэт, умирая от голода, не осмелился бы на подобное.

Это правило соблюдалось в большинстве замков, так как в противном случае это способствовало бы увеличению количества мелких краж, и поэтому на Ровену его слова не произвели впечатления.

— Он кормит своего ребенка, а не меня, — с усмешкой произнесла она.

— Он бы не открыл кухню даже для своих дочерей, — усмехнулся в ответ юноша.

— Вы ничего не знаете! — нетерпеливо выпалила она. — Этот человек ненавидит меня!

— И предпочитает вас другим? И часами не решается разбудить вас, хотя его желание огромно? И даже несет вас на руках, чтобы вы не ходили по полу босиком и не простудились?

Она бы легко могла опровергнуть все его утверждения, но почувствовала, что краснеет от его упоминания о желании Уоррика, которое она сама у него разбудила, когда мыла его.

Она полагала, что он пошлет за Силией. Почему он этого не сделал? Потому что с ней он чувствовал себя отмщенным, а желание удовлетворенным. Но для чего столько ждать? Потому что, по правде говоря, он так же не переносил ее прикосновений к нему, как и она его. Хотя нет, она лгала самой себе. В действительности она никогда, когда он был в ее власти, не имела ничего против того, чтобы прикоснуться к его прекрасно сложенному телу. А сегодня вечером ее действительно возбудило прикосновение к нему, в то время как он совсем не трогал ее. Она желала этого! Она хотела, чтобы он на нее так воздействовал!

— А разве не имеет значения то, что мне не нужно его внимание, — спросила она так, как будто молодой человек мог понять ее и изменить свое мнение.

В ответ она услышала только:

— Как я уже сказал, вы испорченная женщина.

— А вы ничего не знаете и у вас против меня есть предубеждение! А ваш хозяин жестокий, мстительный…

— Нет! — воскликнул Бернард, и чувствовалось, что его расстроило услышанное. — Он добрый и благожелательно относится к тем, кто ему служит. Он скор только на возмездие своим врагам.

— А я одна из его врагов, — прошептала она, поворачиваясь к нему спиной.

Уставившись на еду, которой ей больше не хотелось, она услышала, как Бернард произнес за ее спиной:

— Его враг? Женщина? Что вы могли сделать такого, чтобы попасть в число его врагов?

Всего-навсего изнасиловала его и похитила у него ребенка.