– Когда вы услышите этот звук во второй раз, это будет сигналом к началу полуночной трапезы. Сейчас он извещает об открытии второго ежегодного бала живых картин «Мистической группы Комуса». Будучи капитаном команды Комуса, я приветствую здесь вас всех и желаю вам радости в сезон Марди Гра. Пусть начнется веселье! Смотрите! Боги и богини – на предназначенных им местах!

Сделав широкий жест, капитан покинул середину сцены. Занавес распахнулся, и отовсюду послышались возгласы восхищения, когда перед зрителями предстала великолепно освещенная, сверкающая яркими цветами прекрасная сцена. В этой первой картине, которая называлась «Победа Минервы», были представлены около четверти персонажей в порядке, обратном тому, в котором они шли во время парада, все со своими мифологическими атрибутами и другими символами своей божественности. Позолоченные и отполированные, усыпанные цветами и окруженные ужасными и прекрасными животными, они неподвижно стояли в высокомерных или величественных позах. Над каждым былзакреплен чудесный транспарант с его именем, подсвеченный изнутри.

Занавес продолжал раскрываться, пока одна за другой не стали видны все четыре живых картины – «Полет времени», «Вакханалия» и «Команда Комуса и процессия». Картины были похожи на произведения искусства в натуральную величину, каждое из которых отличалось великолепной композицией и производило максимальный эффект своими цветами и пропорциями, а также сочетанием добра и зла, возвышенного и смешного.

Какие огромные усилия были затрачены, какие невероятные суммы потребовались, чтобы представить эту иллюзию. В зале были люди, которые, качая головами, бормотали себе под нос:

– Сколько денег, сколько денег потрачено напрасно!

Но были и другие, которые смотрели сияющими глазами и всем сердцем воспринимали радость момента, восхищались полетом творческого воображения и были счастливы от того, что являются частью этого чуда.

Мало-помалу в публике снова начался шум, послышались восклицания:

– Смотри, вон летучая мышь, какое чудовище!

– Посмотрите на лебедей!

– Бедный Атлант, ему приходится тащить на себе такую тяжесть!

– Пегас выглядит так, будто действительно может полететь!

– Как они это сделали? Как они это сделали?

Равель находился в предпоследней картине. Аня сидела и смотрела, как он стоит в костюме козлоногого бога Пана, который должен был бы казаться смешным, но который вовсе не казался таковым, и невольная улыбка играла у нее на губах. Какой из него получился прекрасный бог любви – такой же прекрасный, каким и должен был быть этот бог, и в то же время такой неспокойный и выбивающий из колеи, как беспокойна сама любовь. Поза, в которой Равель стоял, была превосходной – одновременно просительной и угрожающей, нежной и похотливой. У него не двигался ни один мускул, а свет лампы над его головой сиял золотом на виноградных листьях, вплетенных в его иссиня-черные волосы, поблескивал на его широкой бронзовой груди среди черных вьющихся волос.

Он не видел ее, так как не мог смотреть никуда, кроме как прямо перед собой, и она была благодарна за это. Почему она должна была полюбить его? Почему один его вид разжигал у нее внутри желание, о котором она даже и не подозревала две недели назад? Она чувствовала, как ее тянет к нему, как будто им нельзя находиться порознь, как будто она никогда на протяжении последних семи лет не была свободна от него. Ей казалось, что они оба были втянуты в нечто, находящееся вне их контроля, возможно, в один из этих древних мифов о любви и ненависти, ревности и разрушении, которые тщеславные боги разыгрывали для собственного развлечения и из которых не было иного выхода, кроме смерти.

Наконец занавес закрылся. Музыка стала громче.

Наступила очередь костюмированного марша.