Он вынужден покрывать голову тряпьем. У него нет денег, чтобы постричься или хотя бы купить мыла, и все таки он поет вопреки своему убожеству! О, невыносимая противоестественность нищеты в этой злобной и беспечной стране! О, величие бедняка, не согнувшего спину перед несчастьями! – причитал Чиун.
– Папочка, это Уилли Нелсон.
– Привет тебе, Нелсон, – откликнулся Чиун, смахивая слезу. – Привет тебе, мужественный, непокоренный бедняк!
– Уилли Нелсон, к твоему сведению, может скупить пол Америки.
– Что!?
– Он певец. Очень богатый и знаменитый.
– Почему же он в лохмотьях?
Римо пожал плечами.
– Это концерт в пользу фермеров. Чтобы собрать для них денег.
Чиун снова вперился в экран.
– А может, он не откажется устроить такой же и тем самым принести этой штуке, – он махнул рукой на телевизор, – наипочетнейшее место в истории человечества?
– Нельзя ли поточнее? – осведомился Римо.
– Концерт в пользу ассасинов, – пояснил Чиун. – И чтобы все вырученные деньги пошли мне.
– А что, неплохая идея.
– Рад, что тебе нравится. Пожалуй, я поручу тебе организационные вопросы.
– Почту за честь, папочка, – откликнулся Римо, и Чиун поглядел на него с недоверием. – Но, к несчастью, я позвонил Смиту и у него для меня нашлось дело.
– Пустяки! – отмахнулся Чиун. – Концерт в пользу убийц – вот настоящее дело.
– Обсудим это, когда вернусь.
Уходя, Римо слышал, как Чиун кричит ему вслед:
– Концерт! Специально к случаю я напишу стихотворение в традиционном корейском стиле «Унг» и сам его прочитаю. «Привет тебе, Нелли Уилсон, надежда бедных!» Ему понравится.
– За что караешь, Господи? – пробормотал Римо себе под нос.
Глава 1
У Марии был Дар. Другие могли бы назвать его талантом или могуществом, однако Мария была преданной католичкой, каждый день причащалась святых тайн в церкви Св. Девина, твердо верила, что все хорошее в этой жизни – от Создателя нашего, и не позволяла себе думать, что способность проникать взором в будущее – что либо иное, как не Дар Божий.
Этот Дар и раньше спасал ее. И сейчас, когда она отъехала от цветочного магазина, положив на сиденье рядом с собой букет весенних цветов, ему вновь предстояло сохранить ей жизнь.
На этот раз ненадолго.
Мария держала руль, как всегда сжимая в правой руке нитку черных четок.
Посмотрев в зеркало заднего вида, не обнаружила серебристого седана, который ожидала увидеть, коротко выдохнула: «Слава Богу!» и отсчитала еще одну бусину на четках, доставшихся ей от матери, а той – от ее матери, еще в Палермо, на родине.
Напрасно я с ним пререкалась, думала она. Надо было идти прямо в полицию.
Почти на выезде из Ньюарка ее посетило видение. Впереди был спокойный перекресток, и вдруг на Марию снизошла странная легкость. Мир вокруг сделался серым и плоским, и крест накрест заплясали в глазах непонятные тоненькие черные полоски, уже не раз виденные раньше. Она нажала на тормоз.
Когда, через мгновение, зрение прояснилось, перед ней снова лежал перекресток, но не такой, как раньше, а каким ему предстояло стать.
Мария увидела, как ее маленькая «хонда» приближается к перекрестку, тормозит, едет снова, и вдруг огромный трейлер накатывается прямо на нее. Из разбитого ветрового стекла «хонды» торчит женская рука, и с замиранием сердца Мария узнала черные четки, стиснутые в безжизненных пальцах. Своих собственных безжизненных пальцах.
Когда видение померкло, Мария отъехала к обочине и остановилась. Мимо по направлению к перекрестку проехал золотистый фургон. |