— А кто тогда?
— Омлет. Ты видел, как он вошел в меня, а потом исчез?
Хозяин поджал губы. Лицо его сначала приобрело обиженное выражение, потом налилось краской гнева, и он закричал:
— Хаджи, ты уверяешь, что был в Мекке, городе Пророка?
— Так оно и есть.
— А вот я так не думаю.
— Хочешь меня обидеть?
— Нет. Но продолжаю так считать.
— Спроси сиди, он точно знает, потому что он сам… Я бросил на него предупреждающий взгляд, так что он осекся на половине фразы. Хозяин — мусульманин, и ему совсем не обязательно знать, какое приключение мы пережили тогда в святилище ислама.
— Даже если эфенди десять раз подтвердит это, я все равно не поверю.
— Почему?
— Потому, что настоящий хаджи никогда не наставит нос правоверному. Я считал, что ты правильный, хороший человек, а ты так, пустышка…
— Ты, сын этой долины, ты знаешь, как меня зовут?!
— Слышал, как же.
— Ну, как?
— Халеф.
— Это имя, которым могут называть меня только близкие друзья. Для других я зовусь хаджи Халеф Омар бен хаджи Абулаббас ибн хаджи Дауд аль-Госсара. Заруби это себе на носу!
— Такое длинное имя никто не запомнит, а уж я и подавно.
— Это еще раз подтверждает, что мозги у тебя не очень развиты. Когда ты слышишь такое знаменитое имя, ты должен совсем иначе обо мне думать. Я — верный сын Пророка, но знаю, что жизнь состоит не только из громких зачитываний строк из Корана. Аллах любит, когда радуются его дети. А пошутить каждый может, это вовсе не грех. Когда же ты из-за такой ерунды называешь меня никчемным человеком, это оскорбление, которое положено смывать кровью. Но поскольку ты наш проводник и я благодарен тебе, мы прощаем твое прегрешение.
И он скорчил такую гримасу, что турок невольно рассмеялся. Умиротворение не заставило себя ждать.
— Ты считаешь мои представления смешными? — спросил меня Ибарек.
— О нет, человек вправе верить в то или иное — мне все равно. Для начала нужно увидеть старика, а потом высказывать мнение. Где он живет?
— На горе.
— Как, у самых развалин?
— Нет, не у них, а прямо в них!
— Вот это да! Как интересно! Зачем же он залез так высоко?
— Чтобы побороть злых духов.
— К сожалению, ему это не удалось.
— Отчего же!
— Но они ведь появляются и сворачивают людям шеи!
— Лишь некоторым. Эти духи всесильны. Никто, даже сам Мюбарек, не может заставить их разом исчезнуть, хотя есть одна-единственная ночь, когда их можно призвать к порядку.
— Какая же это ночь?
— Не знаю. Каждый раз в такую ночь старику удается обуздать одного духа, так что, значит, ежегодно — по одному.
— Итого, выходит, он справился с шестью?
— Да. Если захочешь их увидеть, тебе покажут их тела.
— А что, у духов есть тела?
— Конечно, а как же они явились бы тогда взору смертных? Обычно у них нет тела, но всякий раз, когда они хотят стать видимыми, приобретают телесность, и в этот момент их можно поймать или заткнуть все дырки, чтобы те не вылетели.
— Это что-то новенькое. Значит, я увижу тела этих двух духов?
— Я провожу тебя. Пойду с вами и на гору, и на развалины, но только днем, если позволишь. Ночью меня туда на аркане не затащишь.
— Никто не будет требовать от тебя такого геройства. Но я хочу спросить тебя другое: ты хоть раз был в Радовише?
— Был, и не раз, и даже дальше бывал. |