— Это не я, это Матрешка чиститъ. Ейный кофейникъ, она его и чиститъ, а у меня даже и кофейника нѣтъ. Я только къ ея кофейнику приснастилась, потому что мы чай и кофей вмѣстѣ покупаемъ и вмѣстѣ пьемъ.

— Ну, чайную посуду хорошо моете. У васъ чайная посуда всегда въ порядкѣ.

— Да опять таки Матрешка, а не я. У Матрешки и чаи съ кофеями наши общіе хранятся, она и хозяйничаетъ насчетъ горячаго.

— Вздоръ. Я видѣлъ, когда вы посуду перемывали.

— Да развѣ одинъ-то разикъ, а то я, ей-ей, хозяйничать не люблю.

— Полюбите, Авдотья Силантьевна, когда свой уголъ будетъ. А я всякихъ эдакихъ ложекъ, плошекъ въ лучшемъ видѣ накуплю и будемъ мы полнымъ домомъ жить. Кофейникъ мѣдный вамъ куплю, расписныхъ чашечекъ.

— Вотъ чашечки хорошенькія я люблю. Вы купите такія, какія въ трактирѣ подаютъ, сказала Дунька, оживляясь.

— Даже еще лучше. Вамъ куплю чашку съ птицами и съ ягодами. Я видѣлъ въ городѣ въ одномъ мѣстѣ въ лавочкѣ на окнѣ стоитъ — вотъ такую и куплю. Сахарницу куплю хрустальную.

— Ну, спасибо вамъ.

— Хозяйство будетъ полное, продолжалъ Глѣбъ Кириловичъ. — Вѣдь вотъ сколько тутъ у насъ теперь грибовъ въ округѣ по лѣсамъ. Ходите вы по грибы и такъ зря они у васъ уходятъ.

— Я ихъ Алексѣвнѣ отдаю, а она когда изжаритъ, то за это ими меня потчуетъ, перебила Дунька.

— Ну, тогда будете ужъ себѣ собирать, для своего дома. Наберемъ и солить, и сушить ихъ будемъ на зиму. Я, Дунечка, такъ разсуждаю. что ежели мы до будущаго года доживемъ и опять на заводѣ работать будемъ, то не стоитъ вамъ такъ ужъ очень на кирпичѣ неволиться, потому лучше дома по хозяйству заниматься. На заводъ хоть и будете ходить, но неволить себя зачѣмъ-же?.. Въ легкое подспорье мужу заработаете немного, да и въ сторону. При моемъ жалованьи и не надсажая себя проживемъ. На наряды себѣ отработаете — и будетъ съ васъ. Ахъ, да… Давеча утромъ вы изволили говорить насчетъ покупки новыхъ сапоговъ. Въ воскресенье мы съ вами въ Петербургъ поѣдемъ и сапоги вамъ будутъ отъ меня въ презентъ. Даже польскіе сапоги вамъ куплю.

— Зачѣмъ-же это? Я и на свои могу купить. Въ субботу я получу разсчетъ, возразила Дунька.

— Нѣтъ, нѣтъ, не отговаривайтесь. Теперь ужъ я, какъ женихъ, могу покупать и вы не имѣете права отговариваться.

— Купите, а потомъ и начнете попрекать да командовать… «Я-де тебѣ сапоги купилъ, такъ ты обязана слушать мою команду».

— Дунечка! Да неужто я такой человѣкъ! воскликнулъ Глѣбъ Кириловичъ. — Ахъ, не знаете вы меня! Да я чуть не готовъ молиться на васъ, а вы вдругъ такое слово: «попрекать». Моя мысленность, чтобъ все приданое вамъ сдѣлать, нарядить васъ, какъ куколку. Виннымъ малодушествомъ на заводѣ я не занимался, сто десять рублей за лѣто прикопилъ — вотъ это и пойдетъ вамъ на приданое. Да и еще прикоплю. Кирпичъ къ Александрову дню перестанутъ дѣлать, а вѣдь заготовленный-то сырецъ я всю зиму обжигатъ буду. Каждый мѣсяцъ попятидесяти рублей получать буду. А мнѣ самому-то на себя много-ли надо? Самые пустяки. Только на папироски. Одежи у меня достаточно, сапоговъ двѣ пары, и сапоги новые, только недавно сшилъ. Мамашу вашу на свадьбу выпишемъ. Въ посаженные отцы просите прикащика. А я хозяина и хозяйку въ посаженные отцы съ матерью просить буду.

Раскинувъ передъ Дунькой планъ будущей жизни, Глѣбъ Кириловичъ умолкъ, любовно взглянулъ на нее, улыбающуюся, обнялъ и притянулъ къ себѣ.

— Заживемъ, Авдотья Силантьевна, на славу заживемъ! проговорилъ онъ. — Эхъ, жалко, что вы кофейничекъ съ собой не захватили и кофейку съ сахаркомъ да сливочекъ. Чудесное-бы дѣло было теперь послѣ закуски кофейку напиться! прибавилъ онъ въ припадкѣ счастія.