— Ничего, пойдемъ, отвѣчала Дунька.

— Зачѣмъ пѣшкомъ идти? Можно и извозчика нанять. Ужъ гулять, такъ гулять.

Глѣбъ Кириловичъ нанялъ извозчика и они поѣхали. На постояломъ дворѣ на Лиговкѣ послѣ нѣкоторыхъ разспросовъ со стороны содержателя двора ихъ пустили переночевать. Здѣсь, напившись чаю, Дунька и Глѣбъ Кириловичъ прикурнули въ общей комнатѣ на лавкахъ и, усталые отъ дневной ходьбы тотчасъ-же уснули крѣпкимъ сномъ.

На другой день въ полдень Дунка и Глѣбъ Кирилычъ возвращались на заводъ. Они ѣхали на пароходѣ и везли кусокъ каленкору Дунькѣ на рубашки и юбки, большое байковое одѣяло, три подушки и свѣтлой шерстяной матеріи на подвѣнечное платье. На пароходѣ Глѣбъ Кириловичъ угощалъ Дуньку чаемъ съ баранками. Дунька была въ восторгѣ отъ поѣздки, отъ подарковъ Глѣба Кириловича и не знала чѣмъ угодить ему. На половинѣ дороги она сказала ему:

— Попросите прикащика, чтобъ онъ расчиталъ поскорѣе Леонтія. Ужъ такъ-бы я была рада, кабы онъ поскорѣе уѣхалъ въ деревню.

— Попробую попросить, отвѣчалъ Глѣбъ Кириловичъ. — Мнѣ самому, Дунечка, этотъ мотающійся на заводѣ Леонтій — ножъ вострый.

XXIV

Послѣ поѣздки Дуньки и Глѣба Кириловича въ Петербургъ, послѣ покупки Глѣбомъ Кириловичемъ Дунькѣ приданаго, о свадьбѣ ихъ еще больше заговорили на заводѣ. На заводъ они вернулись подъ вечеръ, въ то время, когда порядовщики и порядовщицы, сдѣлавъ перерывъ работѣ, пили чай на дворѣ около казармы, а потому большинство видѣло, какъ Глѣбъ Кириловичъ и Дунька протащили подушки, одѣяло и свертки съ каленкоромъ и матеріей. Дунька была въ новомъ пальто. Женщины тотчасъ-же окружили ее и стали разсматривать это пальто.

— Заглядѣнье, а не пальто! Хоть барынѣ въ такомъ пальтѣ щеголять, а не только что тебѣ, говорили онѣ.

— Двадцать шесть рублей заплатилъ, похваляласъ Дунька.

— Да какъ не заплатить! Это еще дешево. Смотри, застежки-то какія! А назади на сборкахъ кисточки. Ну, Дунька, каждый праздникъ ты должна по свѣчкѣ за здоровье Глѣба Кирилыча ставить, а о Леонтьѣ такъ надо тебѣ забыть и думать.

— Учите еще! Будто безъ васъ не знаю, какъ по поступкамъ поступать! огрызнулась Дунька.

Въ этотъ день она не принималась за работу, а Глѣбъ Кириловичъ, переодѣвшись въ старое рабоче платье и захвативъ съ собой мѣдный чайникъ для чаепитія, тотчасъ-же побѣжалъ къ печнымъ камерамъ, дабы смѣнить находившагося тамъ Архипа Тихонова.

— Ну, Глѣбка, смучилъ ты меня за это время! воскликнулъ тотъ, обрадованный приходу Глѣба Кириловича. — Вѣдь со вчерашняго дня такъ и не уходилъ съ камеръ. Здѣсь и спалъ на войлокѣ. Вонъ войлокъ принесли мнѣ ребята. Подручнаго моего Терешку угораздило вчера съ самаго утра запьянствовать и ни на минуту нельзя было отъ камеръ отлучиться. И посейчасъ, мерзавецъ въ трактирѣ сидитъ.

— Спасибо тебѣ, Архипъ Тиховычъ, большое спасибо. Самъ услужу. А пока вотъ тебѣ гостинчика изъ Питера.

И Глѣбъ Кириловичъ подалъ старику-обжигадѣ четверку табаку и пару лимоновъ.

Тотъ взялъ и проговорилъ:

— Смотри, кромѣ всего этого, за тобой угощеніе,

— Это само собой. За этимъ не постоимъ. Будь покоенъ.

И загремѣлъ Глѣбъ Кириловичъ вьюшками, оставшись одинъ. Работалось легко, хоть и утомился онъ изрядно отъ поѣздки. Онъ былъ счастливъ, проведя полторы сутки въ сообществѣ Дуньки.

«Ласкова была, все время ласкова, вспоминалъ онъ. То есть такъ ласкова, какъ никогда. Просила, чтобъ я похлопоталъ у прикащика, чтобъ до срока расчитать Леонтія; стало быть, ужъ совсѣмъ разлюбила его.