Изменить размер шрифта - +
В команде за любовь к деньгам его прозвали Долларом. По дороге он долго и нудно втолковывал мне, что, будь у нашего начальства побольше мозгов, Джеки Робинсону ни за что не удалось бы перейти из клубной команды в команду Национальной лиги. Я не очень прислушивался к нему. На два часа у нас была назначена игра, и так как «Ред сокс» заканчивала сезон весьма неудачно, каждому из членов команды предстояло бегать и суетиться больше прежнего, делая вид, что его крайне заботит исход матча.

Что касается меня, то я и в самом деле был сильно возбужден. Боялся я страшно, но радостное волнение меня не покидало. Вслед за Ллойдом я вошел в Фенуэй-парк — сторож у ворот кивнул мне, узнав того, в чьем облике я был, — потом постоял несколько минут в раздевалке, приглядываясь. В детстве я, как и все мальчишки, мечтал стать бейсболистом и вот…

И вот я им стал. Отчасти. Бейсболистом уже в годах, который больше сидит на скамье для запасных и ударяет изредка по мячу лишь ради того, чтобы напомнить о своем существовании. Почему, с горечью думал я, уж коли меня заставили путешествовать во времени и пространстве, мне не посчастливилось появиться в облике, скажем, Теда Уильямса, шкафчик которого в раздевалке стоял неподалеку от моего? Я смотрел на Теда, на других игроков, рассматривал полотенца, мыло, содержимое своего шкафчика. Шкафчика игрока профессиональной бейсбольной команды. Внутренняя панель его дверцы вся была обклеена картинками каких-то красоток. Висела экипировка, разобраться в которой я был не в силах. Пришлось понаблюдать, как и в каком порядке одеваются другие спортсмены. По-моему, они заметили, что я за ними подглядываю.

Экипировавшись, я пошел по длинному прохладному тоннелю под трибунами и очутился у выхода на поле. Передо мной простирался огромный прекрасный мир Фенуэй-парка. И мне разрешалось выйти туда и бегать по изумрудно-зеленой траве.

Надев перчатку полевого игрока, я заторопился ко второй базе. Двигался я, оказывается, неплохо. Но когда добрался до места, меня поджидали неприятности. Во-первых, пришлось здороваться с людьми, которых я видел впервые, а во-вторых, шла тренировка: нам подавали низкие мячи, и мы их ловили. Собственно, ловили они, мне же доставались удары по локтю, по колену и дважды по подбородку.

— Глянь-ка на старика, — заметил какой-то малый, отбивая мяч, пущенный низко над землей. Не мяч, а ракету. — Эй, старик, неужели ты будешь торчать здесь и в следующем сезоне?

Я разозлился. Мне хотелось показать этому юнцу, на что я способен, но годился я лишь на то, чтобы сочинять научную фантастику.

— Будет, — отозвался второй юнец. — Его и похоронят прямо на поле. — Очередной мяч пролетел у меня между ног и поскакал по траве. Юнцы загоготали.

Потом бил я. Шел 1954 год, и на подаче стоял легендарный игрок, имя которого гремело в годы моего детства. Я сказал ему, что не очень хорошо себя чувствую, и он несколько умерил пыл. Подачи его были что надо, легкими, всякий раз точно над битой, и мне удалось послать несколько мячей вдоль поля. Я сделал вид, что такие удары, после которых игрок успевает добежать до базы, а потом перебежать с базы на базу, мне нипочем. Я чувствовал себя в прекрасной форме. А когда закончил подавать, на мое место встал Тед Уильяме, изумляя присутствующих мастерством.

Потом началась игра. Вот это был спектакль! Смутно помню, как наставлял нас Лу Бодро, наш менеджер, как играли национальный гимн. А затем не успел я сообразить, что происходит, как очутился в углу поля на скамье для запасных, шла третья подача. За нас подавал Фрэнк Салливан, а за Филадельфию — Эрни Портокарреро.

Если бы в ту минуту мне предложили вернуться в семидесятые годы и, сидя за машинкой, сочинять фантастику, зарабатывая себе на жизнь, я бы наверняка отказался. Зачем? Лучше остаться в 1954 году и получать деньги за игру в бейсбол.

Быстрый переход