Он привычно подключился к Центральному компьютеру ИИИ и принялся листать каталог библиотеки.

    - Смотри-ка, до чего хитроумно они рассортировали Либерею Грозного. А если попробовать набрать «Поиск» иначе?

    Он слегка видоизменил формулировку заказа, и список книг, сосканированных Егором в подвале древнего Кремля, предстал на экране во всей полноте.

    - С чего бы начать? - задумался Птенчиков, предвкушая изысканное удовольствие. Он еще раз пробежал глазами оглавление и остановил свой выбор на трактате Аристотеля, который читал тогда вслух молодому Иоанну. Давно это было! Как в объективно-историческом летоисчислении, так и в смысле субъективных ощущений прожитого отрезка жизни.

    Книгопечка тихонько зажужжала, наполняя комнату родным запахом свежей типографской краски. Иван присел перед лотком, готовясь принять копию книги из знаменитой Либереи. Образ Грозного неотступно стоял перед глазами.

    - Прости, Иоанн свет Васильевич, - тихонько шепнул Птенчиков. - Не успел я перевести для тебя древние трактаты. Глядишь, задержался бы подольше у тебя в гостях - и повернулась бы вся российская история по-иному...

    В голове зазвучал голос Олега Сапожкова: «Нельзя спорить со свершившимся фактом. Не повернул бы ты историю - скорее сам бы сгинул в ее зыбкой трясине».

    - Ты же утверждал, что сказка «Ивашки Пересветова» послужила толчком к невиданным по прогрессивности реформам, - возразил Птенчиков своему мысленному оппоненту.

    Эх, узнать бы, отчего так изменился Иоанн несколько лет спустя! Не привели реформы его государство к процветанию и благоденствию, воцарилась на земле русской кровавая опричнина... Птенчиков виновато поежился, вспомнив забытую в подвале Кремля зажигалку. Не по его ли вине сгинула великолепная Либерея? Не из-за того ли захлебнулись смелые реформы, утратившие теоретическую поддержку лучших умов прошлого?

    - Нельзя спорить со свершившимся фактом, - горько вздохнул Птенчиков. - Виновата зажигалка или нет, но библиотека пропала, и лишь теперь благодаря сканеру Егора Гвидонова мы можем узнать, какие книги в ней находились.

    Пышущий жаром том Аристотеля тяжело рухнул в лоток. Без драгоценного оклада книга смотрелась куда менее амбициозно: не откровение древнего мудреца, но улыбка старого друга. Примостившись в плетеном кресле, Птенчиков с головой ушел в чтение...

    Иоанн Васильевич Грозный положил тяжелый том на привычное место. Некогда стройное и сильное тело государя теперь стало плохо повиноваться своему хозяину: давние болезни обострились, оно отекло и распухло, суставы все больше теряли подвижность. Иоанн поправил факел так, чтобы были видны все сундуки с бесценными книгами - читанными или сохранившими до конца свою тайну - и опустился на колени.

    - Судите мя, грешного. Судите окаянного, - он помолчал, обдумывая обвинительную речь самому себе. Впрочем, долго подыскивать слова не требовалось - сколько раз он каялся в церквах и монастырях до исступления и изнеможения, обвиняя самого себя в пьянстве, в блуде и прелюбодействе, в убийстве, в граблении, в хищении и ненависти, во всяком злодействе, называл себя нечистым, скверным душегубцем... Уж он-то знал, что сказанное им о себе - горькая правда.

    Грозный достал из-за отворота рукава крошечную вещицу и положил ее на ладонь.

    - Эх, Ивашка, Ивашка... Мастер ты сказки сказывать, да нет в их света истины. Зря полез твой Магмет-салтан в чужеземную Либерею. Се - собрание диавола... У каждого мудреца своя правда. У каждого иноверца свой бог. Они низвергают и изничтожают друг друга, толкая мир в хаос противоречий. Как можно построить разумное государство на неверных волнах самодурствующей ереси?

    Грозный откинул легкую крышечку, и в его руке вспыхнул огонек.