— Нѣтъ, она не вдова, а дѣвушка, но все-таки при ребенкѣ. А только Марья теперь постирушками на дачниковъ занялась. Нѣтъ, Марья имъ не сподручна, Марья мѣстами запиваетъ.

— Да хоть на время. Авось, три-четыре дня у насъ проработавши, и не запьетъ, сказалъ Клянчинъ.

— Прежде за Караваевой пошлемъ. За отцомъ ейнымъ даже пошлемъ. Ежели онъ ее отпуститъ, то, значитъ, съ имъ и порядитесь… А когда Караваевъ не отпуститъ дочь, то мы вамъ Голубиху предоставимъ. Вотъ это вдова, но только бездѣтная. Забалуй она баба, подмигнулъ лавочникъ:- ну, да вѣдь вамъ-то что же?.. Вамъ только работала бы. Да и не съ кѣмъ ей теперь баловать, охотники еще не наѣзжаютъ. Вотъ развѣ по осени… Но прежде всего мы пошлемъ къ Караваевымъ… Сережка! крикнулъ лавочникъ сынишкѣ, стрѣлявшему на дворѣ изъ самодѣльнаго самострѣла. — Сбѣгай-ка ты къ Вавилѣ Караваеву, и ежели онъ дома, то пусть сюда придетъ.

Сынишка лавочника побѣжалъ за Караваевымъ.

VIII

Вскорѣ явился Караваевъ, отрепанный, грязный рослый мужикъ въ опоркахъ на босую ногу и, не взирая на лѣтнюю пору, въ выѣденной молью мѣховой шапкѣ.

— Чай да сахаръ… сказалъ онъ, кланяясь лавочнику, лавочницѣ и Клянчину.

— Здравствуй, Караваевъ, отвѣчалъ лавочникъ. — Вотъ я за тобой послалъ. У тебя Пелагея-то на заводъ въ обрѣзку ходитъ?

— Въ обрѣзку, это точно.

— А двѣ другія дочери даромъ дома хлѣбъ ѣдятъ?

— Да что жъ подѣлаешь, кормить надо.

— Такъ вотъ, не хочешь ли Варвару-то барину въ работницы отдать? Варварой, кажется, у тебя средняя-то дочь зовется?

— Варварой.

— Такъ вотъ, не хочешь ли? У барина прислуга городская сбѣжала, такъ вотъ до прислуги, пока онъ прислугу найметъ. Плата поденно.

— Потомъ даже можно и не поденно, а на все лѣто оставить ее прислугой, ежели она дѣвушка работящая и скромная, прибавилъ Клянчинъ.

— Дѣвка ломовая лошадь — вотъ какъ я скажу, а насчетъ скромности — овца, далъ отвѣтъ Караваевъ.

— Такъ вотъ уговаривайтесь съ бариномъ насчетъ цѣны, да и присылай къ нему дочь сейчасъ же.

— Сегодня-то ужъ не знаю какъ прислать. У насъ вѣдь праздникъ.

— Какой праздникъ?

— А девятая пятница. Старики еще наши дали зарокъ въ девятую пятницу послѣ Пасхи не работать. Развѣ завтра. Сегодня у насъ и Пелагея въ обрѣзку не пошла.

— Ну, это что за праздникъ! А намъ безъ работницы сегодня нельзя. Мы вовсе безъ прислуги, проговорилъ Клянчинъ. — Или сегодня, или будемъ другую искать.

— Конечно же, тутъ праздника нѣтъ.

— Зарокъ. Боюсь, какъ бы пятница-матушка не прогнѣвалась.

— Не прогнѣвается, улыбнулся Клянчинъ.

— Да вѣдь по-господски хоть въ Пасху работать — вотъ какое у нихъ разсужденіе, а за грѣхи-то наши намъ отвѣчать, а не имъ.

— Богъ труды любитъ.

— Вы это, баринъ, оставьте. Насъ не сговоришь. У васъ свое, у насъ свое… серьезно замѣтилъ мужикъ.

— Да вѣдь мы ее сегодня ни въ какую такую особенную работу не пошлемъ, а такъ по дому… Вотъ самоваръ намъ поставить, плиту къ ужину растопить. Эту-то работу, я думаю, она у васъ сегодня и дома будетъ дѣлать.

— Развѣ ужъ что неволить не будете. А то вѣдь господа сейчасъ: «мой полы».

— Не будемъ сегодня мыть полы.

— А поденная плата сегодня за полдня будетъ считаться, или за цѣлый день?

— Да пожалуй, хоть и за цѣлый день.

— Ну, ладно, пришлю. А только коли ежели что — грѣхъ на вашей душѣ, сказалъ мужикъ и сѣлъ.