И вот она – та самая ванна, в которой, чуть приподнявшись на локтях, лежит она. Тонкие, кажущиеся некрасивыми, черты лица, бескровная ниточка плотно сжатых губ, короткие, какие-то пегие волосы, слипшиеся от воды, и испуг в широко открытых серых глазах. Еще я мимоходом замечаю, что у этой самой Дуровой почти нет сисек – неудивительно, что она долго и вполне успешно притворялась мужчиной. Я бы так не смогла, потому что у меня там все вполне определенно, под китель так просто не запихаешь…

– Девушка, а девушка, – говорит мне вдруг Дурова, – спасите меня, пожалуйста…

Вот, блин, загадка, от кого ее здесь спасать? Вроде все свои. А, поняла! Она же все время притворялась мужчиной и если вон те дядьки в эполетах (явно генералы), которые зашли в зал со стороны другого входа, увидят ее голой, то будет, как говорит Лилия, Эль Скандаль… Хотя нет, скандала не будет. Стоит ему начаться, как сюда набегут бойцовые остроухие – выносить скандалиста на носках сапог. За ними не заржавеет, кто бы это ни был. Но все равно будет неприятно. Поэтому требуется брать управление на себя…

– Матильда Субботина, адъютант его превосходительства Серегина, – представилась я и повернулась к своей остроухой проводнице («Улу» – было вышито на ее нагрудном кармане): – Лечение этой женщины закончено?

– Да, госпожа Матильда, – четко ответила та, вытянувшись как перед начальством, – только ее еще не посмотрела госпожа Максимова…

– Потом посмотрит, – решительно ответила я, – а сейчас надо действовать быстро. Дай госпоже Дуровой халат и проводи в нашу раздевалку. Давай быстрей, быстрей, Улу, я ее у вас забираю!

Ни слова не говоря, Дурова вылезла из ванной (ну честное слово, кожа да кости), накинула на себя поданный остроухой синий больничный халат, который наготове лежал на специальном месте у каждой ванны, и посеменила за остроухой к раздевалке – между прочим, в противоположную относительно генералов сторону. Я же с решительным видом пошла следом, замыкая процессию. Ну и правильно! Адъютант Серегина Асель, то есть Матильда Субботина, под барабанный бой спасает от позорной смерти знаменитую кавалерист-девицу Дурову. Или от смерти и от позора? Одним словом, неважно – спасает и точка.

Пока в раздевалке невидимые слуги быстренько подбирали для Надежды Дуровой комплект нашего обмундирования по размеру, белье с носками, шнурованные сапоги, камуфляж и портупею, я соображала, куда девать мою новую знакомую. И самое лучшее, что я могла придумать – это отвести ее к нам в башню Мудрости к Анне Сергеевне, а уже та точно придумает что-нибудь умное. Не может не придумать.

Четыреста шестьдесят пятый день в мире Содома. Заброшенный город в Высоком Лесу, квартал дислокации рейтарской дивизии.

Иоахим Мюрат, сын трактирщика, маршал Франции и король Неаполя.

Это была славная атака, и закончилась она сокрушительным поражением. После мощного артиллерийского обстрела вражеская кавалерия внезапно ударила нам в открытый фланг и как бумагу смяла кирасир генерала Нансути. Плотная колонна всадников в невзрачных мундирах на рослых конях мчалась на нас, уставив вперед тяжелые пики, будто волна морского прибоя. Я пытался развернуть против нового врага хотя бы часть храбрых французских кавалеристов, но было уже поздно. Последнее, что я помню, это сокрушительный удар и чувство, будто я лечу по воздуху подобно ядру, которым выстрелили из пушки, а мимо меня в тяжелом галопе пролетают выставившие перед собой копья чужие кавалеристы. И словно бы копыта их коней бьют не по земле, а прямо по воздуху в нескольких сантиметрах над поверхностью… Потом я ощутил удар об землю всей спиной – и меня накрыло беспамятство.