– Постойте, молодой человек, – на том же языке возразил я (спасибо отцам-иезуитам, вдолбившим в меня латынь в колледже), – я король неаполитанский, маршал императора французов и прочая, прочая, прочая, а потому даже в плену требую к себе надлежащего отношения.

– Мы знаем, кто вы такой, – кивнул молодой человек, – и выкуп, который мы у вас попросим, совсем вас не обременит… Вы же там, у себя во Франции, настоящий герой, храбрейший из храбрейших…

– Да нет, – честно ответил я, – храбрейшим из храбрейших Император назвал не меня, а маршала Нея.

– Ну, это неважно, – махнул тот рукой, – если не считать Неаполитанского королевства, которое нас совсем не интересует, вы с господином Неем полностью равны в достоинстве, тем более что он тут неподалеку, всего через два дома, трудится на том же поприще и уже заработал себе прозвище «Рыжая бестия» за бурный темперамент… Так что я жду, каким будет ваш положительный ответ…

Я вздохнул и ответил:

– Во-первых, господин, как вас там зовут, вы до сих пор не представились мне, то есть не назвали свое имя, титул и воинское звание (если у вас, конечно, армия, а не просто банда). Во-вторых, вы до сих пор не сказали, какой такой необременительный, по вашим словам, выкуп я должен за себя внести, чтобы обрести свободу. И в-третьих – мне как-то не очень удобно находиться в костюме Адама перед таким большим количеством дам, и я требую к себе хотя бы элементарного уважения. Полцарства за штаны.

– Последнее – проще всего, – усмехнулся молодой человек и хлопнул в ладоши, сказав: – обмундирование сюда для господина Мюрата.

И в тот же момент, как по мановению волшебной палочки, вокруг меня все закрутилось и завертелось. Тогда я еще не знал, что такое невидимые слуги, и был несколько ошарашен той быстротой, с какой они облачали меня в местную офицерскую экипировку. Скорее всего, от моего маршальского мундира меня разоблачали те же невидимые слуги, да только я ничего не помню, поскольку находился в тот момент без сознания. Попутно молодой человек, представившийся лейтенантом артанской армии Константином Жуковым, рассказал мне, что пока я тут валялся в беспамятстве, французская армия потерпела в Москворецкой битве сокрушительное поражение от флангового удара небольшого, но очень мощного артанского войска. Печальное известие. Сначала я этому не верил, но потом пришлось принять реальность таковой, какая она есть. Поход в Россию оказался полной глупостью, мы были разбиты и теперь я даже не знаю, смогу ли вернуться на Неаполитанский трон или хотя бы просто во Францию. В плену, мол, оказался даже сам Император Бонапарт, не говоря уже о его штабе, Гвардии и прочих войсках. Впрочем, положение тех, кто сдался вместе с Императором, немного отличается от нашего, потому что они почетно капитулировали, а не были захвачены на поле боя с оружием в руках.

Что касается выкупа, который потребовали пленившие меня артанцы, то он оказался для меня неожиданным и действительно необременительным. Я должен был зачать местным воительницам сотню детей, собственноручной, так сказать, выделки. При этом, как мне сказал старший лейтенант Жуков, по отношению к девицам необходимо соблюдать такт и галантность, потому что все они – какие-то там «верные», что в других местах приравнивается к дворянскому достоинству. Всех наших, особенно видных полководцев, кто достойно дрался в Москворецкой* битве и, проиграв, попал в плен, ждет такая же участь. Пока отдыхает только контуженный бедняга Даву, но и ему скоро придется потрудиться на благо будущего Артанского войска. Боюсь, милые ушастые еще надолго задержат нас в своем приятном плену.