|
Я просто чувствовал потребность обругать его перед Парлодом. Но в разговоре я так увлекся, что отступать было невозможно, и я вернулся домой с твердым намерением держаться со своим нанимателем решительно, если не вызывающе. - Не могу больше выносить Роудона, - хвастливо сказал я Парлоду. - Скоро наступит трудное время, - ответил Парлод. - Да, зимой. - Нет, раньше. У американцев перепроизводство, они снизят цены. В сталелитейной промышленности будет туго. - Меня это не коснется. Гончарная стоит твердо. - А затруднения с бурой? Нет. Я слышал... - Что ты слышал? - Это служебная тайна. Но не секрет, что в гончарном деле тоже будут затруднения. Уже идут займы и спекуляции. Предприниматели не ограничиваются, как прежде, одним делом. Это я могу тебе сказать. И двух месяцев не пройдет, как начнется "игра". Парлод произнес эту необычайно длинную для него речь чрезвычайно рассудительно и веско. "Игрой" на нашем местном жаргоне называлось такое положение, когда нет ни денег, ни работы, когда предприятия стоят и голодные, мрачные люди слоняются без дела. Такие антракты считались в то время неизбежным следствием промышленного развития. - Лучше держись за Роудона, - посоветовал Парлод. - Вот еще! - сказал я, разыгрывая благородное негодование. - Будет тревожное время, - сказал Парлод. - Что ж из этого? - возразил я. - Пусть, и чем тревожнее, тем лучше. Рано или поздно этой системе придет конец. Капиталисты со своими спекуляциями и трестами только ухудшают и ухудшают положение. Зачем я буду сидеть у Роудона, поджавши хвост, как побитая собака, когда по улицам шествует голод? Голод - великий революционер. Когда он приходит, мы должны подняться и приветствовать его. Во всяком случае, я намерен так сделать. - Все это прекрасно... - начал Парлод. - С меня хватит, - перебил я его. - Я хочу наконец схватиться со всеми этими Роудонами. Если я буду голоден и зол, я, быть может, сумею уговорить голодных... - У тебя есть мать, - как всегда, медленно и убедительно произнес Парлод. Это и в самом деле было затруднение. Но я перескочил через него посредством красивого, витиеватого оборота речи. - Почему человек должен жертвовать будущностью человечества - или хотя бы своей собственной будущностью - только из-за того, что его мать лишена всякого воображения? *** Было уже поздно, когда я расстался с Парлодом и вернулся домой. Наш дом стоял на маленькой, но весьма почтенной площади, подле приходской церкви Клейтона. Мистер Геббитас, помощник приходского священника, занимал нижний этаж, а во втором жила старая дева мисс Холройд, рисовавшая цветы на фарфоре и содержавшая свою слепую сестру, которая жила тут же, в соседней комнате; мы с матерью жили в подвальном этаже, а спали на самом верху, под крышей. Фасад дома скрывался под виргинским плющом, который разросся, несмотря на душный, пыльный воздух Клейтона, и густыми ветвями свешивался с крыши деревянного портика. Поднимаясь на крыльцо, я видел, как мистер Геббитас при свете свечи печатает свои фотографические снимки. |
