Молодая дѣвушка закрыла лицо руками, точно боялась какого-то угрожающаго призрака. Ну что, если глаза обманули ее? Но нѣтъ, вѣдь ясно сказано въ письмѣ, что Флора уже обручилась! Испытавъ всѣ прелести одинокой жизни, она хоть и поздно рѣшилась надѣть на себя брачныя узы! Кети снова схватила измятый листокъ и нѣсколько разъ прочла его содержаніе; Флора подробно описывала день своего обрученія, много говорила о предстоящей свадьбѣ и затѣмъ слѣдовало предварительное приглашеніе самой бабушки. Все это было просто и ясно, однако лицо читающей вдругъ покрылось смертельною блѣдностью, будто сердце ея внезапно перестало биться. Флора писала далѣе:

„Проѣздомъ въ Берлинъ, я пробыла нѣсколько дней въ Лейпцигѣ и могу сообщить тебѣ нѣсколько интересныхъ новостей о надворномъ совѣтникѣ и профессорѣ Брукъ. Этотъ человѣкъ неимовѣрно счастливъ, онъ съумѣлъ завоевать себѣ не только знаменитость и всеобщее обожаніе, но и сердце одной прекрасной графини. Меня даже увѣряли, будто онъ уже тайно обрученъ съ своей прелестною паціенткою, которую смѣлой операціей спасъ отъ вѣрной смерти. Говорятъ, что родители графини дали полное согласіе на этотъ бракъ, а блаженная тетушка Діаконусъ давно уже благословила своего дорогаго племянника. Я видѣла ее въ театрѣ, она сидѣла рядомъ съ обрученными съ мирнымъ, добродѣтельнымъ выраженіемъ лица и, какъ мнѣ показалось, въ нитяныхъ перчаткахъ. Его невѣста очень хороша, хотя похожа на размалеванную куклу, а онъ? Скажу тебѣ по секрету, бабушка, я искусала себѣ губы въ кровь отъ злости и досады, смотря на этого баловня счастія, на этотъ предметъ всеобщаго обожанія. Надо было видѣть съ какимъ спокойствіемъ и самоувѣренностью онъ стоялъ за стуломъ своей избранной графини, точно онъ и не имѣетъ понятія о слабости характера, безсовѣстный!

Передай Кети прилагаемую записку“.

На столѣ, между бумагами, дѣйствительно лежала запечатанная записка, съ адрессомъ: – „Кети Мангольдъ.“ Передъ глазами молодой дѣвушки кружились желтыя пятна и узенькій лоскутокъ бумаги дрожалъ въ ея сжатыхъ пальцахъ. Посланіе состояло всего изъ нѣсколькихъ словъ:

„Потрудись, пожалуйста, передать ввѣренное тебѣ кольцо графинѣ Витте, или, пожалуй, можешь бросить его въ рѣку, туда-же, гдѣ лежитъ другое. Флора“.

Прочитавъ эти строчки, Кети успокоилась, машинально разгладила записку и положила ее къ письму. Не графиня-ли Витте та гостья, для которой приготовляютъ комнату въ докторскомъ домѣ? Она энергично покачала красивою головкою, задумчивые каріе глаза заблестѣли лихорадочнымъ огнемъ и руки судорожно сжали тяжело дышавшую грудь. Была ли она достойна еще разъ взглянуть ему въ глаза, если-бы хоть на одну минуту усомнилась въ его честности? Вѣдь онъ сказалъ: „къ Святой я буду здѣсь.“ И навѣрно пріѣдетъ, и хотя бы самые краснорѣчивые люди увѣряли ее въ противномъ, она не повѣрила-бы этому, сердце говорило ей, что она любима, и что онъ сдержитъ свое обѣщаніе.

Радость и счастіе наполнили ея измученную душу, она живо подбѣжала къ угловому окну, что-бы хоть украдкой посмотрѣть на милый, дорогой домикъ, и что-же? Надъ верхушками деревьевъ развѣвался яркій, пестрый флагъ. Неужели гости уже пріѣхали? Не поспѣшить ли туда, что-бы обнять и прижать къ сердцу тетушку Діаконусъ? Нѣтъ, въ такомъ взволнованномъ состояніи никому нельзя было показаться на глаза; нужно было прежде согнать съ лица предательскій румянецъ и успокоить сильно бьющееся сердце, а иначе пришлось-бы, пожалуй, потерять расположеніе доброй старушки.

Кети снова подошла къ письменному столу; передъ нею лежала раскрытая счетная книга и шесть дѣловыхъ писемъ, на которыя нужно было отвѣтить какъ можно скорѣе, а внизу, на дворѣ послышался лай собакъ и скрипъ колесъ мельничной повозки, до верху нагруженной тяжелыми мѣшками; во всемъ этомъ было довольно прозы и суровой дѣйствительности.

Кети невольно оглянулась, – все спокойно стояло на своихъ прежнихъ мѣстахъ; на старыхъ стѣнахъ по прежнему висѣли лубочныя картинки, на диванѣ все также высоко громоздились пуховыя подушки, а въ простѣнкѣ между окнами, съ одинаковою чопорностью висѣли старинные часы, еле-еле шевеля тоненькимъ маятникомъ за потускнѣвшимъ стекломъ.