Кети невольно оглянулась, – все спокойно стояло на своихъ прежнихъ мѣстахъ; на старыхъ стѣнахъ по прежнему висѣли лубочныя картинки, на диванѣ все также высоко громоздились пуховыя подушки, а въ простѣнкѣ между окнами, съ одинаковою чопорностью висѣли старинные часы, еле-еле шевеля тоненькимъ маятникомъ за потускнѣвшимъ стекломъ.
Нѣсколько успокоившись, она взяла листъ бумаги и написала: „Господину Шиллингу и К°, въ Гамбургъ“.
Но, Боже мой! какія это были каракули, вѣдь никто не въ состояніи этого прочесть! Отчаяніе овладѣло молодою дѣвушкою, она быстро провела рукою по пылающему лбу, такъ что каштановые локоны разлетѣлись по сторонамъ, обнаруживая узенькій, красный рубецъ надъ правою бровью.
Такимъ образомъ просидѣла она нѣсколько минутъ неподвижно, закрывъ глаза руками, какъ вдругъ легкій вѣтерокъ обдалъ ея разгоряченное лицо; Кети подняла голову и не вѣрила своимъ глазамъ – тамъ, на верхней ступенькѣ лѣстницы стоялъ онъ, улыбаясь и сіяя непритворною радостью свиданія.
„Брукъ!“ – Я такъ и думала, – воскликнула она съ восторгомъ и бросивъ перо, побѣжала къ нему навстрѣчу… Минуту спустя она лежала уже на его груди.
Въ сѣняхъ въ эту минуту показалась Сусанна и остановилась въ недоумѣніи, что-же это значитъ? Дверь была настежъ отворена, тогда какъ въ комнатахъ было далеко не жарко и при страшной дороговизнѣ дровъ, нужно было каждый день топить печи. А когда, подойдя къ двери, она увидѣла доктора Брука, крѣпко держащаго въ объятіяхъ ея молодую госпожу, кровь бросилась въ голову доброй старушкѣ, и на лбу показались крупныя капли пота. Боже мой! да вѣдь они не были женихомъ и невѣстою!
Осторожно подкралась она ближе, что-бы притворить дверь; но Кети замѣтила ее и внезапно покраснѣвъ, всѣми силами старалась высвободиться изъ рукъ Брука.
Докторъ засмѣялся непритворнымъ, веселымъ смѣхомъ и еще крѣпче прижалъ молодую дѣвушку къ своему сердцу.
– Ты хотя и добровольно пришла ко мнѣ, дорогая Кети, но я все еще не совсѣмъ довѣряю тебѣ, – сказалъ онъ.
– Я не такъ глупъ, чтобъ дать тебѣ время, снова превратиться въ сестру. Входите безъ церемоніи, дорогая Сусанна! – крикнулъ онъ, замѣтивъ присутствіе старой ключницы. – Я не могу возвратить ей свободы, прежде чѣмъ вы не подтвердите, что видите передъ собою мою невѣсту.
Сусанна отерла навернувшуюся слезу и поздравила свою барышню, потомъ она поспѣшила въ кухню, что-бы подѣлиться новостью со вдовою мельника Франца и вмѣстѣ съ нею посѣтовать надъ тѣмъ, что настаетъ конецъ хорошей жизни на мельницѣ.
Брукъ подошелъ къ письменному столу и торжественно захлопнулъ счетную книгу.
– Завтра Святая, – сказалъ онъ, – а потому карьера прекрасной мельничихи кончена. Съ какимъ нетерпѣніемъ я ждалъ окончанія срока, который самъ долженъ былъ назначить себѣ, что-бы не навсегда лишиться моего дорогаго сокровища. Ты не испытала терзаній, когда человѣкъ живетъ въ неизвѣстности и ежеминутно дрожитъ за счастіе всей своей жизни. Моимъ единственнымъ утѣшеніемъ были твои письма къ тѣтушкѣ. Какъ сдержанны, какъ холодны были твои короткія посланія, а между тѣмъ я все таки читалъ въ нихъ твою тайную любовь ко мнѣ! – Онъ схватилъ ея руку и притянулъ ее къ себѣ.
– А теперь, дорогая моя Кети, объясни мнѣ почему ты тогда хотѣла быть для меня только сестрою, зачѣмъ такъ упорно отталкивала отъ себя любовь и счастіе, и обрекла себя на одинокую, трудовую жизнь?
Онъ вдругъ замолкъ и яркая краска покрыла его лицо; глаза его остановились на запискѣ, крупный почеркъ которой былъ ему хорошо знакомъ.
Быстрымъ движеніемъ Кети закрыла бумагу рукою. Къ чему вспоминать объ этой отвратительной интригѣ? Теперь ничто болѣе не служило помѣхою ея счастію.
Однако докторъ настаялъ на своемъ и вытащилъ изъ подъ ея руки измятое письмо и записку.
– Между нами не должно быть секретовъ, – сказалъ онъ серьёзно. |