Как-то раз, пытаясь угодить Бабушке, я сказал:

— Вы все время работаете и работаете, а она не делает ничего, хотя она нам даже не родственница по крови.

Но к моему великому удивлению, Бабушку мои слова не обрадовали. Она сказала:

— Не беспокойся, Рафинька, она тоже делает достаточно.

— А что она делает?

— Это не твое дело.

ВОТ ОН Я — В КРУГУ И ЗАДЫХАЯСЬ

Вот он я — в кругу и задыхаясь. У них был обычай — кажется, я о нем уже упоминал — выходить из своих комнат и неожиданно, без всякой подготовки или предупреждения, собираться вокруг меня и танцевать, образуя круг сцепленных рук, и раздражающих улыбок, и ласкательных слов. Это случалось не в какой-либо определенный день или по случаю какого-либо события, а просто так, безо всякой особой причины — ни с того ни с сего они вдруг собирались вокруг меня, каждая из своей комнаты и со своего места, и вот уже они танцуют, сцепив руки, их ноги движутся, и животы смыкаются вокруг меня, как стены.

Наши Мужчины, поскольку они висели в ряд, пригвожденные к стене и заключенные в квадратные рамки, никогда не окружали меня. Они смотрели прямо перед собой, и я шел от одного к другому, возвращая им взгляд. Но Наши Мужчины были мертвы, и поэтому я все чаще и чаще оказывался во дворе, в пещере и в обществе Авраама, который был еще живой, невзирая на дарованный ему мною титул дяди и брошенный Бабушкой вызов: «Сначала пусть умрет, тогда поговорим».

Я говорил ей:

— Но ведь ты же сама сказала, что Рыжая Тетя тоже не наша родственница по крови.

Бабушка отвечала:

— Она — это другое дело.

Я говорил ей:

— Чего ты от него хочешь? Дядя Авраам уже такой старый!

Бабушка отвечала:

— Во-первых, Рафинька, он никакой не дядя. А во-вторых, не такой уж он старый. А в-третьих, он и молодой был уже дурак.

— Ну и что! — сказал я. — Мне с ним хорошо.

— А с нами тебе так уж плохо?!

— И с вами хорошо. Но с ним это другое хорошо.

— И Рафаэлю тоже иногда нужен мужчина, — поддержала меня Черная Тетя. — Не только нам.

— Насчет мужчин ты уж говори, пожалуйста, только за себя, — сказала Мать.

— Хоть ты и грызешь целый день свои облатки, а все равно ведешь себя, как монашка, — сказала Черная Тетя.

— Какая тут связь? — спросила Рыжая Тетя.

— Ясно какая, с тмином в ее облатках тут связь, — ответила Черная Тетя. — Ты что, не знаешь, что тмин вызывает желание?

— У тебя даже простокваша вызывает желание, — сказала Мать. — Есть на свете что-нибудь такое, что не вызывает у тебя желание?

— Хоть бы кто-нибудь почистил тебе наконец ржавчину в твоей памушке! — улыбнулась Черная Тетя. — Поверь мне, ничего тебе не будет. Это не только приятно, это еще и для здоровья полезно.

Мочки Маминых ушей зарозовели и вспыхнули, сигнализируя о растущем раздражении.

— Лучше ржавчина в памушке, чем «Добро пожаловать» на входе, — процедила она с тем своим затаенным злобным ожесточением, откровенный взрыв которого всякий раз удивлял меня заново.

— Тише, вы! Что это за разговоры при ребенке?! — крикнула Бабушка и велела мне выйти из комнаты.

— Здесь у всех месячные, — успел я услышать слова Черной Тети. — Я уже соскучилась по тем добрым дням, когда каждая из нас получала свою порцию в одиночку, а не все вместе, как сейчас.