Слепота Рахели углублялась и усиливалась, мир ее тускнел и темнел. Дни казались ей ночами, рассветы превратились в вечера. Светлячки, которых она видела раньше, всё больше тускнели, пока она перестала понимать, существуют они еще на самом деле или давно уже улетели и исчезли, и теперь она видит только свои воспоминания о них или то, что себе представляет, а может, и просто — одну лишь надежду.

Господин Шифрин сказал:

— Впусти ее, Рахель будет рада.

Но его жена заупрямилась:

— Нет. Девочка должна отдыхать.

Она стояла на коленях возле кровати дочери, положив голову ей на живот и ощущая, как пальцы Рахели вслепую перебирают ее волосы. Долгие часы проводила она так, не обращая внимания на уговоры мужа.

— Все потому, что я так трясла тебя, когда бежала в больницу, — причитала она над дочерью. — Все из-за того, что я тогда так бежала.

Но Рахель ничего не отвечала.

— Прекрати! — сказал господин Шифрин. — Если б ты не побежала с ней в больницу, она бы вообще умерла.

Госпожа Шифрина повернулась к нему и впилась в мужа ненавидящим взглядом.

— Если бы ты не привез ее в эту страну, она бы сейчас видела! — крикнула она.

Он рухнул на стул, словно его ударили поленом.

— Можешь радоваться! — продолжала кричать госпожа Шифрина. — Она тоже приноровилась к этой твоей «Стране Израиля»! Каждый к ней в конце концов приноравливается. У одного вырастают на руках мозоли, другой становится черный, как негр, ты мелешь чепуху, а она перестала видеть.

— Я не привозил ее сюда, — сказал господин Шифрин, будто оправдываясь. — Она здесь родилась.

— Но ты привез сюда меня! — яростно воскликнула она. — А я ее здесь родила!

Господин Шифрин вышел из себя.

— Если бы ты не приехала со мной сюда, — крикнул он страшным голосом, — она не родилась бы вообще!

— Может, так было бы и лучше… — уронив голову, прошептала госпожа Шифрина.

Весь дрожа, словно от укуса змеи, господин Шифрин выбежал из дома и бросился к Дедушке Рафаэлю.

— Твоя дочь не больна, — сказал Дедушка. — Она ослепла, но она не больна. Ей нужно выйти наружу, на солнце, на воздух, ей нужно ходить, ударяться, прислушиваться, трогать, спотыкаться и учиться. — Но госпожа Шифрина лежала у постели дочери, как сторожевая собака, и никому не давала к ней подойти. — Из них двоих настоящая больная — твоя жена, — сказал Дедушка Рафаэль своему несчастному соседу.

Теперь сон Рахели стал таким затяжным, что ее отцу больше не удавалось с ней поговорить, потому что, когда он уходил из дому, она еще не просыпалась, а когда возвращался — уже засыпала на всю оставшуюся ночь.

ВСЮ НОЧЬ

Всю ночь землю заливали дожди. Повсюду струились грязевые потоки, валялись вывернутые водой валуны, проселочные дороги затопило и смыло напрочь. Поутру, когда я поехал проверить очередную артезианскую скважину и глянуть, не повреждено ли ее оборудование, укрытое в одной из небольших котловин, мне пришлось выложить настил из камней, чтобы пересечь вади, потому что хлынувший в него поток начисто смыл дорогу и прорыл высокие уступы на склонах ущелья.

Въехать внутрь котловины мне так и не удалось. Огромные обломки скал, принесенные водой, перегораживали вход. Я оставил пикап снаружи, забрался на завал и прополз внутрь по-пластунски, цепляясь, как мог, руками и ногами. Настоящий разгром открылся моему взгляду. Двенадцатидюймовая стальная труба, по которой вода поступала из скважины в котловину, в отсек охлаждения и компрессии, была разворочена наводнением.