- А вдруг это правда? А вдруг сегодняшней ночью мертвецы действительно решили позвонить на радио? Что ты скажешь на это, а? Что ты будешь делать, если они не перестанут звонить? Что будешь делать, когда телефон разорвется от посланий с того света? А если они решат прийти и по-зна-ко-мить-ся поближе?!

Единственное, что мне оставалось, это сказать внутреннему голосу «Иди в жопу», закинуть Бон Джови в эфир, достать очередную сигарету и двинуть к окну.

Вот только затянувшись, я обнаруживаю очередной пробел в своей теории. «Лена» все еще стоит у нас под окнами, только не через дорогу, а уже на одной стороне с домом, где два дебила имеют несчастье вести ночной эфир. Причем, она привела с собой компанию. На этой стороне дороги освещение похуже, но все-таки понятно, что это мужчина. Он сутулиться. Вполне возможно, от возраста. Вполне возможно, что ему 79. Вполне возможно, что его зовут Сергей Петрович. Вполне возможно, что он недавно умер. И вполне возможно, что сейчас они с «Леночкой» смотрят прямо на меня, застывшего с сигаретой в окне 12 этажа. Стоят и жестоко, по-черному, завидуют. Что я такой живой, а они уже нет.

От таких мыслей меня берет злость на легковерного себя и на глупых шутников под окнами, поэтому, не считаясь с переводом курева, хе-хе, выкидываю так и не зажженную сигарету в окно, машу людям внизу оттопыренным средним пальцем (надеюсь, оценят), и захлопываю окно. Плюхнувшись обратно в кресло, перевожу микрофон так, чтобы меня слышал Виталик, и не слышали радиолюбители.

– Ну как, много народу померло? – интересуюсь с наигранным оптимизмом.

– На удивление! Есть наезд с летальным исходом…

– А, это где мать с ребенком на переходе сбили? – мрачнею я. Резонансный случай, читал в новостях. Козел за рулем даже не притормозил. Хотя мне легко сейчас судить – не знаю, как бы я повел себя, окажись на его месте.

– Угу. И есть еще студент, сиганувший из окна.

– Несчастная любовь?

– А фиг вас разберешь, молодежь! – нервно хихикает Виталик. – Вот ты бы стал бросаться из окна от неразделенной любви?

– От неразделенной любви я бы стал бросаться только в объятья алкоголю, – фыркаю я. – Помнишь, что было, когда от меня девушка ушла. Но, как видишь, жив, здоров, трындю тут… Вернемся к нашим баранам! Маму с ребенком, думаю, можно исключить, значит, следующим нам звякнет студент. Я даже спрошу, как его зовут – будет прикольно, если я этого чувака знал по универу, и наши придурки спалятся!

– Будет прикольно, если твой знакомый выпрыгнул из окна?

– Блин, не придирайся к словам! Я на нервах! Ты на нервах! Но мы оба поняли, что я хотел сказать!

– Ну-ну, Шерлок, проверим, – неопределенно машет в воздухе рукой Виталик. Похоже, я смог его немного успокоить. Ну что ж, пора снова общаться с аудиторией.

– Ииииии я снова с вами. Как-то один хороший человек подошел ко мне и спросил, что за песня такая, бодрая, и в припеве поется «Исмаляй»? Я очень долго чесал репу, но, в результате, осознал, что имелась в виду нетленка Джона Бон Джови «It’s My Life», которой мы с вами только что насладились. Я очень надеюсь, что водители не спят за рулем, студенты не спят на каникулах, а мертвые… Ну, для мертвых у меня есть замечательная концертная программа, которую открывают незабвенные Ramones, напоминающие, что они не желают быть похороненными на кладбище домашних животных. Господа покойники, если вы хотите высказаться по поводу столь радикального заявления – ждем ваших звонков в прямом эфире!

Врубаю трек, выжидающе смотрю на Виталика.