– Алло? – все так же неуверенно спрашивает ребенок.

– Да, привет, малыш, – чуть сипло из-за резко пересохшего горла отвечаю я. – Не слишком ли поздно ты не спишь?

– Мама разрешила, – мальчишка на другом конце провода, кажется, гордится. – Она говорит, что нам теперь все можно!

– Теперь – это как? – мы с Виталиком не отрываясь смотрим друг на друга. Кажется, я проспорил “стольник». Кажется, Виталя этому тоже не рад.

– Я не понял. Мы перебегали дорогу, а потом мама закричала и нас куда-то кинуло. И все плакали. Особенно папа. Но мама говорит, что это ничего – скоро он будет с нами, и ему не будет грустно. Он уже почти собрался – даже петлю завязал. Скорее бы. А то я по нему скучаю.

– Слушай, а мама твоя рядом? Можешь дать ей трубочку? – зачем-то спрашиваю я.

– Алло, – раздается в эфире женский голос. – Извините, мы услышали вашу передачу, и Славе очень захотелось позвонить.

Голос очень… Нормальный… Обыкновенный, что ли. Будто, ничего странного не происходит. Даже хочется успокоится и списать все на дурацкое совпадение.

– После того, как нас сбила машина, – продолжает она, и я чувствую, как сердце у меня проваливается куда-то вниз. – у Славы так мало поводов порадоваться. Я не смогла ему отказать. Вы не будете против, если мы зайдем?

Гудки. Гребанные короткие гудки. Я не могу заставить себя ответить. Виталя, похоже, тоже утратил дар речи. Тянусь к микрофону, отключаю его. В эфире – тишина. Дотягиваюсь дрожащими руками до пачки сигарет, вытаскиваю одну – и сминаю её нафиг до нераскуриваемого состояния. Вытягиваю вторую – уже удачнее. Затягиваюсь.

Не знаю, умирают ли относительно здоровые студенты от внезапных инфарктов, но звонок старой радиотрубки на столе оказался опасно близок от того, чтобы отправить меня в страну вечной охоты. Подозрительно смотрю на телефон. Кто может сейчас звонить? Варианта два. Либо это страдающее бессонницей начальство, включившее эфир и желающее знать, что за фигня у нас творится. Либо… Либо покойники добрались уже до нашего служебного стационарного номера. Беру трубку. Подавляю желание запустить её в окно от греха подальше. Нажимаю на кнопку ответа.

– Аллё!

– Я, по-моему, вам четко говорил – никаких вечеринок! Никаких баб! Никого не таскать по ночам к себе в студию! – раздраженно заявляет Сергей-охранник.

– Мы-то точно никого к себе не водили! – рычу в ответ я, а внутри чувствую волну радости. Не покойник. И на том спасибо. – Но я тут поссать ходил, и слышал, как кто-то носится по лестнице. Так что вопрос к тебе, о властитель видеонаблюдения и запасных ключей, кого ты профукал перед закрытием.

– Чего?! Никого не профукал! Я уже дважды обход делал, и по камерам смотрю. Так что, поверь, я видел, как ты вылетаешь из туалета. Ржал, как конь, и запись сохранил на всякий случай. Так что будешь бычить – однажды утром проснешься знаменитым. Нету здесь никого, кроме нас троих. А вот во дворе какая-то компания торчит. Не ваши?

Я холодею, несмотря на духоту в студии. Бегу к окну, выглядываю. Перекресток пуст. Два силуэта, еще недавно стоявшие на тротуаре под окнами, исчезли. Вернее, почему исчезли? Просто стоят уже с другой стороны, у служебного входа. И наверняка Стасик с мамой уже с ними. Мы же не будем против, если они зайдут?

– Серёг, а кто там у тебя, за дверью?

– Четыре человека, смотрю на них по камерам как раз, – отвечает.